Владислав Русанов - Золотой вепрь

Под утро в лесной чаще пронзительно-жалостливо завыла бруха.

Антоло вскочил, хватаясь за меч. Не слишком-то большое удовольствие проснуться в луже крови с перекушенным горлом. У затухшего костра озирался Вензольо.

– Демон меня сож’и! Что же это?

– Раздувай угли! – распорядился Антоло.

– А ты команди’, что ли? – с сомнением прищурился каматиец.

Табалец хотел ответить резко, но передумал. Не трогай дерьмо, не будет вони. Он до сих пор не мог понять, зачем Кулаку понадобилось брать с собой картавого солдата? Или он не видит, что тот бросается выполнять поручения одного только кондотьера? Ну, сцепив зубы и с недовольным видом, еще Пустельги и Почечуя… А с остальными товарищами по отряду дерзок, старается меньше работать, а больше есть и спать.

– Он не командир, лопни мои глаза, но если то, что сейчас воет, укусит тебя за задницу… – Из тьмы вышел Кольцо, бесцеремонно отодвинул каматийца и принялся раздувать угли.

– Если укусит за задницу его, мы все переживем, – усмехнулся неслышно подошедший Кирсьен. – Но если кого-то из нас… – Бывший лейтенант красноречиво провел пальцем по рукоятке меча. Рядом с ним стоял Халль, застегивая кожаную курточку. Мальчик изо всех сил старался скрыть страх, но дрожащие губы и пальцы, не справляющиеся с застежками, выдавали его с головой.

– Визгливые тут брухи, – поежился Антоло. – Наши басовитее ревут.

– У вас в Табале, поди, и кипяток горячее? – не глядя на него, бросил Кир.

Антоло поморщился. Нет, ну обязательно нужны эти мелочные уколы? Уж и сражались сколько раз бок о бок, и, как ни крути, спасать друг дружку приходилось, и руки жали перед всем отрядом, а лейтенантику все неймется. Нет-нет да и проскочит в его словах застарелая обида. Сам табалец, хоть и чувствовал порой неприязнь к гвардейцу, старался никак ее не выказывать. Нехорошо. Все-таки из одного котла едим. Вот закончится война…

А когда она закончится?

По всему выходило, что охватывающая империю смута еще не набрала и четверти той силы, которую набрать суждено. Отделение провинций – это первые ласточки. Скоро они начнут делить между собой пограничные городки и территории. Хорошо, если обойдутся силами дипломатов, но это вряд ли – горячие головы переговорами не остудишь.

Потом догадаются предъявить счеты Аксамале – с кого она больше податей сняла, от какой земли больше рекрутов в армию набирала, уроженца какого города обидела больше, не возвысив до министра или генерала… Аксамала, измученная к тому времени голодом, холодом и бунтами непривыкшего много трудиться населения, ответит просто и однозначно, то есть пошлет недовольных к бабушке ледяного демона или еще куда похлеще.

Вот тут-то обычные брюзжание и зависть могут вылиться в самую настоящую кровавую резню. И хуже всего, что достанется ни в чем не повинным людям. Говоришь без табальского акцента? Враг. Умудрился поселиться посреди Каматы, а усы и борода белокурые, как у литийца? Пошел вон! А мало ли окраинцев поселилось в прошлом веке в Барне в ответ на приглашение главнокомандующего создать кордон между землями самых непримиримых кланов дроу и мирными жителями? Или взять ту же Тьялу, где в долине Дорены который год уже раздают земли всем, кто выслужил пенсион в войсках. Или Арун, куда приглашали лучших рудознатцев со всей Сасандры, даже денежное довольствие выплачивали всем желающим…

Куда этим людям деваться? Смирятся они, когда недавние соседи начнут выбрасывать их семьи из домов и подворий? Станут безропотно сносить унижения от местных, которые отличаются от них лишь цветом волос или произношением? Или возьмутся за оружие? Скорее всего, они попытаются защищаться. И начнется гражданская война по всей стране, по всей империи, вернее, бывшей империи.

В кровавую заваруху с удовольствием вмешаются дроу, незамиренные кентавры, гоблины и выходцы из западных королевств вроде барона Фальма. Не упустят возможности пройтись частым гребнем по прибрежным городам и селам халидские пираты. А там, глядишь, и Айшаса подтянется. Якобы для того, чтобы помочь и восстановить справедливость. Только справедливость они всегда по-своему понимают – сила есть, ума не надо.

Вот и прощай самая сильная страна в мире под двумя Лунами. На твоих осколках возникнет несколько десятков мелких, никчемных королевств, в долгах, как в шелках, вечно с протянутой рукой, вечно голодных и злых. Они будут заискивать перед Айшасой, перед Дорландией, Итунией и Фалессой, гордиться великим прошлым и страшиться незавидного будущего. У каждого из них будут свои флаг, герб и гимн, но будут и тысячи людей, скитающихся и нищенствующих, забывших долг и честь, радующихся подачкам айшасианского солдата, готовых за сытую жизнь предать веру предков…

– Ты это чего?

Студент встрепенулся. Отогнал невеселые мысли. Кирсьен смотрел на него едва ли не с участием. И даже в голосе нотки смущения прорезались.

– Обиделся, что ли?

– Нет. Задумался, – честно ответил Антоло.

– О брухах? – тут же вмешался Халль.

– О людях. О тех, которые хуже брухи стать могут.

– Ну, даешь! Ученая… энтого… голова! – Почечуй хлопнул парня по спине. – Вот такие они, штуденты! Тут… энтого… бруха жа жадницу грыжнуть… энтого… норовит, а он о людях!

– От брухи отбиться проще, чем от некоторых людей, – вздохнул Антоло. Сунул ветку в костер.

– Скажешь тоже, лопни мои глаза! – Кольцо поднял лицо, поморгал покрасневшими от дыма глазами. – С брухой серебро надоть!

– У нас в Табале… – Студент бросил косой взгляд на Кира, ожидая новой подначки. Не дождался и продолжил: – У нас в Табале простой сталью привыкли обходиться. Рогатиной ее, конечно, не возьмешь – быстрая очень, но самострел настроить на тропе можно.

– Ты на них охотился? – округлил глаза Халльберн.

– Нет, – мотнул головой Антоло. – Мне не разрешали. А дед, отец, дядьки… Они охотились.

– Делать им нечего было? – Вензольо потер кулаком кончик носа.

– Это ж себе дороже. Кровососы… – согласился с ним Витторино.

– У нас бруха редко на людей нападает, – пояснил табалец. – Все больше на овец. Вот отец с дядьками и защищали отару…

– Да ну… – недоверчиво протянул Кольцо. – Бруха. И вдруг овец…

– А ну закончили разговоры разговаривать! – Оттолкнув плечом Витторино и Лопату, в освещенный круг шагнула Пустельга. – Нечем заняться? Тогда взяли ветки, запалили факелы и окружили лагерь. Вензольо, Витторино, Кир! Охранять лошадей! Всем ясно?

– А то… – проворчал для видимости Лопата. Кое-кто из наемников скорчил недовольную рожу, но повиновались все. Дисциплина в остатках банды Кулака была строгая, просто загляденье. И на зависть многим войсковым частям.