Петр Верещагин - Последний оплот цивилизации

Хватаю булыжник и швыряю в затылок одной из тварей. Враг падает, с полдюжины его сородичей неторопливо разворачиваются.

И правда новая орда, раньше таких не попадалось. Не Жабы, не Черви, не Тролли, не Демоны, – выпуклые надбровья, невысокий костяной гребень на лысой башке, шишковатые передние лапы покрыты чешуей…

Это – первый взгляд, а на второй ни у меня, ни у них времени нет. Топор сносит переднему Измененному полчерепа и отсекает лапу его соседу, шип-пробойник на противоположной стороне топорища как копье пронзает шею еще одной твари…

Что, гады, привыкли за эти годы к одиночкам-разведчикам, которые не в бой рвутся, а назад, домой, в безопасное место? Ну так отвыкайте!

– Благодарю, – ладони убираются с моих плеч.

Осторожно, потом увереннее шевелю правой рукой. Кости ноют, но уже не болят, и тело подчиняется. Молния по-прежнему из лучших, дуболомы умеют заговаривать раны, заживлять разорванную плоть и даже сращивать перебитые кости, но так быстро – это редкость.

– Одной бы мне тут не справиться, – продолжает она. – Эти твари…

– Кстати, откуда они? Никогда таких не встречал.

– За мной увязались… оттуда. – Кудесница неопределенно машет рукой. – Зовут себя Драконами.

ЗОВУТ???

У меня отвисает челюсть.

– Да, они умеют говорить. Мысленно. Ну не совсем говорить, больше на приказания похоже, рубленые, короткие, как в схватке… Понимают эти приказы все, говорить могут немногие, что-то вроде наших командиров. И, если знать об этом, можно «подслушать» – для этого даже не надо быть кудесником.

– Но если Измененные умеют говорить…

Мысли путаются. Вся картина, известная с детства, превращается в хаос размытых красок.

– Лучше не думай об этом, – молвит Молния, – не по тебе такая задача. Идем отсюда, пока следующие твари не подоспели.

Не думай. Легко сказать.

Шагаю как в тумане. Золотые Ворота недалеко, каждый шаг тут я знаю – но вражья земля есть вражья земля, вывернись вдруг откуда-нибудь несколько гадов… сейчас я не тот, что был совсем недавно. Только и могу, что перебирать в горсти несколько плохо подобранных мыслей.

Измененные умеют говорить. Вслух, вкакнибудьеще, неважно. Речь. Знак, безусловное доказательство того, что они РАЗУМНЫ.

Но откуда тогда они взялись? ведь до Катастрофы на земле существовала лишь одна разумная раса – человечество…

Полсотни лет миновало с того дня, как мир превратился в кошмар. Для всякого человека срок немалый, оно да, особенно при нашей жизни, – а вот для того, чтобы невесть какой род животных обрел разум?.. Для «иволюции», так это, кажется, звал старик Книжник? Мало. Бесконечно мало. Человеку на этот путь потребовалось много тысяч лет.

В общем, недостаточно.

И тогда животные тут ни при чем, а значит…

– Кончай, а? – Молния пристально смотрит мне в глаза. – Все равно не поймешь. Нечего насиловать себя.

Я киваю. Не пойму, это точно..

Мне не понять, КАК и ПОЧЕМУ это происходит. Но вот ЧТО – «это», – я вполне способен догадаться.

Хотя лучше бы не догадываться, тут Молния права на все сто…

Стены как снег. Снег, серый от копоти, желтый от грязи, истоптанный бесчисленными ходоками. И все-таки – снег, который когда-то был белым. Символ чистоты, и неважно, что в символы давно никто не верит, и я меньше всех.

Обитель Мудрости.

Та ниточка, что связывала мою память с Городом, та ниточка, которая не дала мне скатиться в безумие. Путеводная нить в конце концов вытащила меня из кошмаров Внешнего Мира и позволила вернуться.

Людоед сказал, два года…

Может быть. Давно утратила счет времени.

Никому такое не удавалось. Выжить шесть дней в землях Измененных – хороший результат для опытного разведчика. Две недели – непревзойденный рекорд. Легендарный Тысячеликий дважды уходил на месяц, но мифам этим не очень-то верили, даже Книжник на расспросы о Тысячеликом лишь скромно отмалчивался. Сам небось его и придумал, – людям нужна легенда, на которую они могли бы равняться.

Два года странствий… сама уже забыла большую часть, забыла, чтобы остаться собой. Запомнила главное.

Я нашла, что искала.

Проход.

Осталась самая малость – убедить Утеса и Ворона в том, что мне это не приснилось…

Мимо Обители Мудрости, к Цитадели.

Парадная дверь, как всегда, на запоре, народ пользуется боковой лестницей. Рядом толпятся оруженосцы и несколько бойцов поопытнее. О, вот знакомая физиономия – Чертополох, и на нем перевязь первого из Стражей, о которой он мечтал еще подростком. Молодец парень, есть за что уважать – захотел и добился.

А вот эта беловолосая баба невообразимых габаритов – наверняка та самая Великанша, знаменитая напарница Людоеда. Нас никто не знакомил, но в Золотых Воротах образы Людоеда, Великанши, Беркута и Скорпиона впечатаны просто осязаемо. Кудеснику и прислушиваться незачем – бойцы на них истово молятся, как в старые времена молились на иконы. Если иконы помогали не хуже, как вообще мир мог дойти до Катастрофы?..

– Молния!.. – удивленно несется у меня за спиной.

Дорога освобождается сама собой, клинки стражей взмывают в салюте как на церемониях. Помнят, значит, до сих пор помнят, и почитают – если не как икону, то как очень уважаемую личность.

Шлю улыбки в ответ, и улыбаться легко и приятно.

Слава кудеснику ни к чему, говорили волхвы-наставники, «ибо дела наши – не в почестях, но в результатах». Не могу и не желаю этого отрицать, кто гонится за почестями, никакого результата не получит вообще. Но когда дело уже сделано, почему бы не получить удовольствие от того, что мной искренне восхищаются? А что людям неизвестно, что именно я сделала – вопрос двадцать второй. Я никого не обманываю, и почести заслужены. Вы мудры, наставники, однако знаете далеко не все… заслуженная слава лучше любого отдыха, а отдыхать мне сейчас некогда.

Чертополох только что был внизу, но именно он распахивает мне дверь в приемную. Вот уж точно, стражи – по-своему кудесники не хуже моего: парадный вход запечатан, вторая боковая лестница – в дальнем крыле Цитадели, туда-сюда-обратно выходит беготни километра на полтора, а незаметно протиснуться мимо меня и мухе не под силу.

– Утес на месте? – спрашиваю я.

– А где ж ему еще быть, – ответствует Первый Страж, забегает вперед и открывает передо мной обе створки дверей, которые ведут из приемной в Зал Совета. Каковой по совместительству служит князю рабочим кабинетом, а нередко и спальней.

Утес, действительно, на месте. Склонился над макетом Города и что-то прикидывает-просчитывает-разбирает. Тоже мне, стратег. Хоть бы пользовался сколько-нибудь точным изображением, а то на Город его картинка похожа примерно как скамейка на бревно.