Алексей Атеев - Бешеный

— Может быть, и мистика, — охотно согласился Разумовский.

— А если мы примем меры, а ничего не произойдет?

— Береженого Бог бережет.

Караваев про себя отметил, что кагэбэшник уже второй раз за время беседы вспомнил о Боге.

«Странно, — подумал он, — Бог, мистика… очень странно!»

— Вот вы все уповаете на Бога, — продолжил он, — а я, знаете ли, материалист, ни в какую мистику не верю, а в том, что в случае конфуза информация дойдет до обкома да и до вашего начальства, не сомневаюсь.

— Всяко может быть, — спокойно ответил Разумовский, — но в том случае, если пострадают дети, я думаю, неприятностей будет куда как больше.

Довод подействовал. Караваев задумался, потом снял трубку.

— Куда вы собираетесь звонить? — спросил Разумовский.

— В горотдел милиции.

— Они уже извещены и принимают меры.

— Но в таком случае… — Караваев, не скрывая раздражения, посмотрел на Разумовского, — для чего вы мне все это рассказали?

— Вы первое лицо в городе, — спокойно ответил тот, — и я обязан доложить.

Караваев решил сменить тон. Его очень интересовало, откуда все же поступила информация.

— Значит, это все же не диверсия? — заговорщическим голосом начал он.

— Не диверсия, — раздраженно ответил кагэбэшник, — я же сказал, ремонт надо было вовремя сделать.

Караваев всерьез обиделся, лицо у него вытянулось и закаменело.

Разумовский искоса посмотрел на него и решил не портить с первым отношений.

— Вы, конечно, знаете о Монастыре? — спросил он.

Караваев холодно кивнул. Ему почему-то вспомнился недавний инцидент с женой, и он еще более разозлился.

— Так вот, — продолжал Разумовский, — там лечится один человек, он и сообщил.

— Вы что же, меня за дурака считаете, — вскипел Караваев, — откуда психический больной может знать, что произойдет в городе?

Уполномоченный в упор посмотрел на Караваева. Во взгляде его читалось плохо скрытое презрение.

«Не велика фигура, — подумал про себя Разумовский, — видали мы орлов и похлеще». Он тоже вспомнил про Первую Леди Ямайки и усмехнулся.

Караваев хорошо понял значение этого взгляда. Ссориться с органами он не хотел. Поэтому продолжил в другой тональности.

— Все-таки я не вник… — несколько даже льстиво продолжил он.

Разумовский почувствовал, что одержал маленькую победу, потому смягчился.

— Вы человек у нас новый, поэтому не знаете, что Монастырь — не простая психиатрическая лечебница. Подобных заведений в стране всего несколько.

Караваев насторожился, решив не обижаться на «нового человека».

— Пациенты там не совсем обычные, — продолжил Разумовский.

— Диссиденты, что ли? — испросил Караваев, решив продемонстрировать свою осведомленность.

— Есть и такие, — последовал ответ, — но тот, что дал информацию, не диссидент. Тут все значительно сложнее. Дело в том, что человек, о котором идет речь, может предсказывать будущее.

Караваев усмехнулся.

— Уверяю вас, это правда. Его прогнозы обычно сбываются.

— Он что, ученый, экономист какой-нибудь?

— Да нет, вовсе не ученый. Тут скорей информация из области подсознательного.

— Колдун? — усмехнулся Караваев. Разумовский неопределенно пожал плечами.

— Не могу ответить с определенностью, но знаю, что этот человек был вхож «на самый верх», однако некоторые его предсказания оказались, так сказать, «не к месту». Поэтому он здесь.

— Интересно посмотреть на этого пророка, — задумчиво промолвил Караваев.

— Вряд ли это удастся.

— То есть, — опешил Караваев, — мне не удастся?!

— Дело в том, — последовал ответ, — что главврач нашего Монастыря подчинен непосредственно… — тут кагэбэшник замолчал, что-то обдумывая. — Трудно сказать, кому он подчинен, — наконец закончил он фразу.

— Все это звучит чересчур уж загадочно, — с сомнением сказал Караваев. — Но про школу сообщил этот провидец?

— Да, — ответил Разумовский, — нам еще вчера позвонил главврач из Монастыря и сказал, что человек, которого вы называете провидцем, предсказал в городе катастрофу и просил нас принять меры.

— Да! — недоверчиво сказал Караваев. — Прямо фантасмагория какая-то. Хотя, конечно, очень хорошо, что такой человек существует и что он помог предотвратить беду.

Разумовский кивнул головой, соглашаясь с мнением секретаря.

Прошло два дня с того момента, как развалилось здание школы. Директор бегал по городским учреждениям, где подыскивали новое помещение, «согласовывал и утрясал» — как он выражался. Ученики были рады неожиданному продолжению каникул, и в коллективе учителей, которые по утрам собирались возле развалин, тоже не чувствовалось печали. Приказ собираться по утрам отдал все тот же директор.

— А то будут говорить, что мы прогуливаем, — объяснил он свое решение.

Олег не сразу понял причину скрытого ликования среди своих коллег. Казалось, не радоваться надо, а печалиться. Открыто, конечно, никто не выражал восторгов. Все грустно кивали головами, в очередной раз переживая катастрофу, но веселый блеск глаз, затаенные улыбочки на лицах этих обремененных семьями, огородами и скотиной женщин (почти все они жили в своих домах) выдавали их настроение.

Но скоро Олегу стала ясна причина радости. Вместе с рухнувшим строением рухнула в их представлении и та рутина, которую они с ним связывали. Прогнившее здание старой, построенной в тридцатые годы школы годами, десятилетиями определяло их жизнь, и теперь эти женщины ждали перемен, возможно, впервые со времен молодости.

С утра побывав у развалин, Олег весь день был предоставлен самому себе. От нечего делать он бродил по городским окрестностям.

Жара спала, и отчетливо чувствовалось присутствие осени. Стояли ясные прохладные дни.

Нити паутины серебрились на ветвях пожелтевших деревьев и кустов. Сильно пахло яблоками, которых в тот год уродилось невиданное количество.

Прозрачная сентябрьская свежесть вносила в душу Олега какое-то печальное успокоение. Растерянность и недовольство своим нынешним положением, так остро ощутимые в первые дни, притупились.

Бродя за городом, он наткнулся на небольшой, густо заросший кустарником овраг, по дну которого протекал ручей. Здесь было тепло и тихо, порывы холодного ветра не проникали сюда. Олег лежал на подстеленной куртке и смотрел на воду, по которой медленно плыли опавшие листья.

Он откинулся навзничь и перевел взгляд вверх, в бездонную синеву. В ней чертил круги ястреб, высматривая в жнивье мышей-полевок.

Рассеянно следя за полетом птицы, Олег между тем мысленно возвращался к событиям недавних дней. В том, что школа рухнула, не было ничего удивительного: развалюха доживала свой век. Но как стал известен не только день, но и час катастрофы? И, несомненно, узнали об этом лишь в последнюю минуту.