Павел Молитвин - Путь Эвриха

— Аррант! — окликнул его Мелихар, исполнявший на «Крылатом змее» обязанности помощника капитана. — Ты человек ученый, может, присоветуешь что? Ратхар занедужил. То ли сердце прихватило, то ли хворобу какую на берегу подцепил.

— Этого только не хватало! — пробормотал Эврих, поспешно складывая исписанные листки и пытаясь припомнить, какие снадобья имеются у него в сумке. — Иду!

На северо-восточном краю Вечной Степи, неподалеку от мест, где граничит она с лесным краем, стремит свои воды Бэру-гур, на зеленых берегах которой испокон веку пасли табуны лошадей и стада овец три племени степняков. На зиму откочевывали они на юг, а по весне возвращались к Бэругур, поскольку трава здесь росла сочная, рыбы водилось вдоволь, зверья в перелесках было много и пищу можно было готовить не на аргале — сухом навозе, а на душистых смоляных дровах. Места на береговых луговинах хватало всем: хвастливым весельчакам хамбасам, сумрачным расчетливым кокурам и гордым майганам, возводившим свой род к Богам Покровителям, детям Великого Духа.

Места хватало, и все же стычки между племенами случались чуть ли не ежегодно. То табун лошадей жаждушие показать свою лихость юнцы у соседей угонят, то девицу приглянувшуюся тайный воздыхатель у спесивых родичей ее уворует, а бывало и вовсе из-за глупости, из-за неверно понятого слова стрелы друг в друга метать начинали.

Всякое бывало, но обычно к концу лета, к священному празднику Величания Богов Покровителей, о начале которого оповещали кочевников крики устремившихся в теплые края перелетных птиц, вражда стихала, и все три племени сходились на полуостров Каменного Меча, дабы принести жертвы Великому Духу и его детям, покрасоваться удалью своей на состязаниях, произвести взаимовыгодный обмен, справить свадьбы и решить все спорные вопросы. Не к добру брать в дальнюю дорогу старые заботы и обиды. Откочевку надобно начинать с легким сердцем и душой, омытой кумысом из пущенной по кругу чаши дружбы. Глупо помнить мелкие дрязги, если не дано знать наверное, доведется ли обидчику свидеться с обиженным на следующее лето. Потому-то степняки при прощании и говорят друг другу: «Ишалли тэки ай!», что саккаремцы переводят как: «Жизнь коротка, забудем печали и возрадуемся!» На самом-то деле, впрочем, значений у этого пожелания великое множество…

Юрты на полуострове Каменного Меча растянулись вдоль правого берега Бэругур, по обе стороны от Кургана Предков. Луговина в центре полуострова, образованного петлей реки, бравшей свое начало в Западных горах, которые иные народы называют Замковыми или Самоцветными, была оставлена для скачек, а у подножия Кургана, увенчанного каменной иглой, поставленной в незапамятные времена неизвестным властителем, разбили шатры три нанга.

Три вождя, отправив шаманов к Каменному Мечу, собрались в шатре Нибунэ, дабы до начала жертвоприношений Великому Духу и Богам Покровителям поговорить о делах земных. Нанг хамбасов Фукукан и нанг кокуров Тамган восседали на кожаных, набитых конским волосом подушках в шатре нанга майганов, ибо Нибунэ был умудрен годами и имел почетное право первым пригласить и потчевать гостей у своего очага.

Фукукан и Тамган были преисполнены уважения к Нибунэ и после того, как осушили первую чашу кумыса во славу Великого Духа, вторую выпили за здоровье хозяина шатра. Что касается третьей, то ее пылкий Фукукан пожелал поднять за младшую дочь Нибунэ — красавицу Тайтэки, которую старый нанг решил наконец-то отпустить от своего очага. Тамган охотно выпил бы за счастье славной девушки, поскольку, подобно Фукукану, мечтал ввести ее в свой шатер, однако Нибунэ, покачав головой, сказал, что третью чашу надлежит им поднять за единство степняков, которых, к какому бы племени ни принадлежали они, при рождении обмывают в теплом кобыльем молоке и посвящают Великому Духу и детям его.

— Ой-е! За сыновей Вечной Степи и Вечного Неба! — покладисто провозгласил Фукукан и поднес старинную выщербленную чашу с колюче-кислым кумысом к губам. Вытер тыльной стороной ладони усы и спросил: — Чьи черепа должны проломить копыта наших жеребцов?

Старый Нибунэ опустил глаза и мысленно обозвал Фукукана брехливым щенком. Беседа нангов не должна походить на скачку по горящей степи. Мудрый не скажет «да» и не скажет «нет», чтобы завтра не сожалеть о сорвавшемся с языка слове. Метнуть стрелу не долго, попробуй-ка воротить ее!

— Разве напекло нам головы жарким солнцем, чтобы мы, подобно живущим в Полуденном крае уттарам, кричали, завидя в степи облачко пыли: «Кодай! Кодай!» — и мчались к нему во весь опор, вытащив из саадаков луки и стрелы? — произнес он укоризненно. Прихлебывая из деревянной чаши маленькими глоточками и ласково щурясь, рассматривал некоторое время расшитый умницей Тайтэки полог шатра, а потом, словно размышляя вслух, промолвил: — Пока что нам хватает и земли и воды, но будет ли так всегда? Слыхал я, что луга на левом берегу Бэругур мало-помалу превращаются в пашни, а в Медвежьем урочище майганы не видели этим летом даже следов медведя…

— Железный холм изрыт так, словно стая кабанов целый год искала желуди в его недрах, — заметил Тамган, поглаживая заплетенную в косу бородку. — Роща у Верхнего брода вырублена чуть не до основания…

— Ее вырубили сегваны. Куне Канахар обнес свой деревянный дом высоким частоколом. Его люди несколько раз сталкивались с хамбасами во время охоты на краю Ломаной Чащобы. Если бы не Буршас, дело могло бы кончиться дракой — оружие сегванов стоит того, чтобы продырявить шкуры его владельцам. — фукукан хищно улыбнулся, и Нибунэ вновь подумал, что двадцать пять лет — не подходящий возраст для нанга.

— Сегваны делают свои мечи из отличной стали, но форма их несовершенна, а вес слишком велик, — медленно произнес Тамган. — Я встретился с кунсом Канахаром, и его ковали изготовили для кокуров две дюжины мечей, которыми привыкли рубиться сыновья Вечной Степи. Сегванам нужны овцы и кожи.

Нибунэ нахмурился. Не зря, значит, ему доносили, что нанг кокуров снюхался с сегванами. Скверно.

— Продырявить шкуры неуклюжим северянам, приплывшим с Восточных островов, ничего не стоит. Поджечь деревянный дом Канахара, который называет он замком, способен даже ребенок, — продолжал Тамган. — Но, как мудро заметил почтенный Нибунэ, мы не уттары, чтобы рубить сплеча. Зачем резать породистую кобылицу, способную народить добрых жеребят?

— Верно говоришь. Сегодня еще и замок поджечь не трудно, и прогнать сегван с исконных наших выпасных земель можно. А завтра? Не захочет ли Канахар в следующем году распахать луговины по эту сторону Бэругур? Станет ли ковать для тебя оружие, когда корабли с Восточных островов привезут еще сотню, две, три белокожих воинов? Не проще ли будет ему взять твоих овец, а заодно и коней, даром?