Ярослава Кузнецова - Что-то остается

— Не понимаю, — Альсарена тряхнула головой, — Козы — это семья?

— Семья, — кивнул аблис, — Есть я. Олера. Есть мама. Ее сестра-коза. Есть брат. Его сестра-коза… Семья. Родство крови.

Я не прислушивался, пытаясь в очередной раз взвесить все «за» и «против» — морок или явь? В родстве крови Альса со Стуро, похоже, здорово запутались. Хотя — чего уж проще — аблис пьет кровь козы. Значит, кровь козы и аблиса — едина. Родство крови.

— Давай сюда кружку, — развел Альсе еще меда с арваранским. — Для ясности. Держи.

— Ты понимаешь? — спросила она у меня.

— Понимаю.

— Да! — воскликнул Стуро, — Он — понимает, — и пустился объяснять по новой.

Сестры-козы, родство крови… Мне б ваши заботы. Ладно, пусть привкус в пиве мне померещился. Но Данка, Данка! Куда девать ее поведение? Как это-то подогнать?

— Слушай, — я тронул Альсарену за плечо, — Ты с Кайдом не у Эрба ругалась?

— Я не ругалась, — с достоинством отпарировала она.

— Ну, толковала по-свойски. Не у Эрба?

— У него.

— Он… — черт, как спросить-то? — Не знаешь, здоров ли?

— Эрб? Как бык, — недоумение появилось на ее лице.

— А… Данка?

— Данка? — Альса чуть сдвинула брови, — Тебе показалось, что она нездорова?

— Не знаю.

Может, и впрямь прихворнула там, или… Ну, того. Эт’ самое, то есть. С кем-нито из альханов, к примеру. Вот и мается, как дальше быть?

— А пиво у них «прокисло», — торжественно произнесла Альсарена.

Я подобрался. Она что-то знает!

— Дана подала тебе пива, и ты решил, что оно прокисло. А Дана вела себя неестественно. Так?

— Так, так. Что жилы тянешь?

Альсарена вдруг препохабно ухмыльнулась. Взяла себя в руки.

— Извини, — хихикнула, — Ты не то оружие приготовил.

Я потихоньку закипал. Стуро встревоженно переводил взгляд с меня на Альсу и обратно.

— Извини, — повторила Альса, — Это — моя работа.

— Что это было? — лязгнул я.

Довольно уже издеваться!

Альсарена прыснула, неразборчиво бормотнула в кулачок:

— …ное зелье.

— Какое?

— Ой, видел бы ты свое лицо! — потешалась она, — Ой, Сыч!

Я оторвал зад от табурета, подхватил Альсарену подмышки, приподнял.

— Повтори, — сказал я спокойно, — Что это было?

Она кисла от смеха в моих руках. Выдавила:

— Арфа… ди… знак… ентот… того, сталбыть…

— Э, подруга, — спятила она, что ли?.. — Какой, к черту, знак? Какая арфа?..

И тут до меня дошло.

Данка.

Заказала.

Марантинской воспитаннице.

Афродизиак. Приворотное…

О боги.

Выпустил Альсу, она брякнулась на свое место, тихонько повизгивая и всхлипывая, по щекам катились слезы.

Приворотное зелье!

Не то оружие!

Сделал перекат через голову, вернее, получилось сальто через табуретку, пришел на голени.

— Ой, Сыч! — вскрикнула Альса, перестав смеяться, — Акробатика…

А Стуро перепугался. Он не мог понять, с чего меня так разбирает. Как, впрочем, и собаки.

Ай да Сыч! Ай да молодчина! Девку ждет… С мечом…

Утер слезы, поднялся, обхватил Стуро за плечи левой рукой, правой отпихнул Уна.

— Все в порядке, малыш. Я просто дурак. Мозгов нет совсем. Мы остаемся.

— Это хорошо-о, — неуверенно протянул парень.

Да, братец. Ты даже сам не представляешь, насколько это хорошо.

— Слушай, постой, — спохватилась Альсарена, — Но ведь это же салеп… кисель! Вкуса никакого! Как ты учуял?

Как учуял, как учуял… Учили, вот и учуял.

— Со страху, — сказал я, — У страха глаза велики.

Всего-то навсего — салеп приворотный, а ты уж решил — травить тебя хотят. Или обездвижить…

— Бедная Дана! — лицемерно вздохнула Альса, — Вот это разочарование! Она же мне не простит никогда.

— А ты ей скажи, — я фыркнул, — Ну, сама понимаешь. Дескать, сработало. Дескать, еле убегла. Ты, сталбыть.

— Ну-у, тогда она точно не простит! — расхохоталась наша барышня.

Потом она заворковала со Стуро об аблисах, как они живут, чем питаются, кроме молока, вина из молока да кровушки, причем тут мед, да как выглядят аблисские дома… Парень рассказывал и, по-моему, даже забыл в какой-то момент, что он — изгнанник и все это для него потеряно. Принялся сам расспрашивать в ответ…

В общем, я пошел готовить себе обед, и успел не только приготовить, но и съесть его. Вернулся в дом, и тут Альсарена спохватилась:

— Ой, мальчики, мне сегодня надо уйти пораньше.

— Так коза ж еще дрыхнет.

— Коза! — ахнула Альсарена, — О Господи… — и кинулась в закуток.

Я прошел за ней.

Та-ак.

Где, как вы думаете, изволила почивать монастырская Беляночка? Правильно, на койке. На бывшей моей койке. Твари они. Оба.

— Сейчас. Сейчас я ее подниму, — Альса сняла с плеча фибулу.

Здоровенная булавка — так вот чем она подняла меня, когда козявка удрал…

Слава богам, это было в сенях, и я попытался сделать перекат через голову — посшибал все и прочухался, не успев со сна принять ее за Рейгелара…

— Нет! — Стуро перехватил руку Альсарены с булавкой. Ну как же, бедной Белой Звездочке будет больно, — Не надо. Пусть спит.

— В общем-то… — пробормотала Альса и повернулась ко мне, — Можно она у тебя побудет? У меня в деревне важное дело… А завтра я рано-рано приду…

Я пожал плечами.

— Спасибо, Сыч! — барышня наша расцвела, — Я побежала, мальчики.

И действительно побежала.

Редда тронула носом мою руку. Ей тоже было странно, что на кровати ее опекаемых валяется посторонняя рогатая блондинка.

— Слушай, Стуро, давай ее снимем отсюда. Положим вон туда, а? — кивнул на бывшую свою подстилку у стола.

Бывшая моя койка, бывшая моя подстилка… Наводит на размышления, э?

— Она ведь не привыкла — на кровати…

Стуро согласился, и мы торжественно перенесли Белую Звездочку с койки.

Только козы в комнате мне не хватает.

Ладно, проснется — в сени выставлю. Отгорожу там угол…

Этот чертов двуручный меч! Он снился мне всю ночь напролет. Узкий, длинный, с колючей, прихотливо перевитой гардой. Словно спутанный куст чертополоха выбросил вдруг тонкий и прямой побег, но не цветок, а, скорее, шип. И металл, из которого это жуткое чудо сотворено — ирейское «черное зеркало».

Мне не раз приходилось наблюдать диковинки из страны огнепоклонников. «Черное зеркало» в их числе — особая редкость, а уж денег стоит совсем бешеных. Откуда подобная вещь у человека, называющего себя Сычом? Что за загадка? Почему он молчит? И зачем… Стоп, Альса. Хватит. Не торопи события. В конце концов все само прояснится. А не прояснится… ну и Бог с ним. Каждый имеет право на тайны. И на личную жизнь в том числе. Пф. Интересно, что мне скажут любимые мои родственники, когда я заявлюсь домой с подобными идеями?

Дверь была распахнута настежь. На истоптанном снегу у порога валялся мусор — обрывки ремней и веревок, измочаленные тряпки, щепки и козьи катышки. Что-то шуршало и двигалось в сенях.