Константин Соловьев - Урод

– Действительно красавец. Эк тебя… Не страшно ходить-то с такой мордой? Того и гляди за чудовище примут. Или тайлеб-ха.

– Ывар, – с огромным напряжением улыбнулся Крэйн, борясь с непослушными пальцами обхватившими за спиной рукоять стиса. – С малых лет, мой господин.

Обращение «господин» явно польстило стражнику, он покачал головой и на лице его отразилось что-то вроде сочувствия. Тем более отвратительного, что на уродство Крэйна он смотрел сверху вниз, зная, что ему самому такое не грозит.

– В склет пытался влезть да напоролся, никак?

– О нет, всего лишь ывар-тэс. Я едва не погиб.

– Ывар-тэс? – Первый стражник все не отходил, впившись взглядом в его лицо. – А рубец-то свежий! Эй, Билен, посмотри, какие дырки делает нынче ывар! Не иначе он уже научился орудовать эскертом. Парень, ты мне не лги, я же вижу, что дело свежее.

– Это не эскерт, господин, – второй раз «господин» дался легче, хотя Крэйн все равно сжался, чтобы вытолкнуть это слово из себя, губы одревенели. – Это старый след от кейра.

– Кейра?.. Ты, выходит, буйный?

– Это случилось не по моей вине.

– И не особенно разговорчивый, – хмыкнул стражник. – Пустишь тебя в город, а на другой Эно ты кому-нибудь горло на улице перережешь. Морда твоя все о тебе говорит. Сразу видно, хлопотный ты, да и насчет ывара-то брешешь наверняка. Слышь, Билен, а может, он заразный какой?..

Сидящий стражник, чертящий в пыли линии, задумчиво пожевал губами, окидывая его взглядом с ног до головы.

– Да нет, не похож вроде. Просто рожей не вышел, так то со всяким может случиться. На шеереза не тянет.

– Не тянет… – пробормотал первый. – Этак каждый не тянет, а потом посреди Урта находишь в ывар-тэс то палец, то ухо чье… Ты на рожу его глянь! Гисторн как увидит, кого мы в город пустили, нас туда обоих живьем скинет!

– Мне надо пройти, – тихо сказал Крэйн, глядя в землю у носков своих ног. – Я долго шел и мне нужны отдых и еда. Иначе я умру.

– Умру!.. Здоровый, как молодой хегг, вон сколько пухлостей нагулял… – Стражник ущипнул его за мышцу плеча. – Работать не умеешь, а жрать и спать тебе я подавай? Нет, не выйдет. Шел бы ты обратно. Нечего тебе в городе делать.

– Но мне действительно надо.

– Пшел, понял? – внезапно наливаясь злобой, стражник шагнул к нему, положив ладонь на рукоять кейра. Громко выдохнув, ударил его грязным потрескавшимся сапогом в колено. Крэйн отшатнулся, но не упал. Кровь в его жилах заклокотала, он с ужасом и вместе с тем с предвкушением почувствовал, что сдерживаться уже не может.

– Брось, Алиг. – Второй стражник махнул рукой. – Пусть прется куда хочет.

– С чего это я его стану в город пускать? – нахмурился тот, кого назвали Алигом. – Ты посмотри на него!

– Да пусть идет. У меня дома старшая что-то сегодня прихворнула. – Он бросил на Крэйна какой-то виноватый взгляд. – Может, Ушедшие… Да пусти его, что с нас станется. А если вздумает чего лихое – так и насовсем в ывар недолго. Понял?

– Понял, господин. – Крэйн даже заставил себя кивнуть. – Воистину понял.

– Ну и пусть чешет.

Первый стражник неохотно посторонился с его дороги. Крэйн по глазам видел – хотел изловчиться и пнуть его сапогом пониже спины, загоняя в город. Но наткнулся на взгляд, как-то неуклюже замер и упустил момент – Крэйн уже был в городе.

Мысль о перенесенном унижении засела в мозгу ядовитой гнойной иглой, которую невозможно вытащить. Крэйн не стал поворачиваться, чтобы еще раз не увидеть эти лица – он не знал, сможет ли сохранить контроль над собой. «Найти, – рычало что-то внутри, сладко и тревожно. – Когда снова стану собой – найду их. Именно их. И в ывар-тэс! По частям! Вначале ноги, потом руки… Медленно, очень медленно».

Шалхи у вала располагались беспорядочно, словно их раскидала гигантская рука, они то образовывали какое-то подобие улиц, то собирались кучками. Крэйн шел мимо прикрытых шкурами и лохмотьями ям, из-под которых иногда торчала чья-нибудь рука. Он впервые подходил так близко к шалхам, только сейчас он почувствовал, какой отвратительный запах они издают – смесь рыхлой холодной земли, чего-то съестного и очень жирного, и грязи. Под шкурами, натянутыми с помощью колышков в форме куполов, изредка что-то ворочалось. С трудом можно было поверить, что в этих ямах, где и лечь, наверное, сложно, люди проводят большую часть своей жизни.

Где-то мерзко и тонко закричал ребенок, наверняка тощий и грязный, как личинка хегга, кто-то ругнулся басом, где-то сухо прошуршал хитин, кто-то вполголоса говорил. «И это – тоже люди, – подумалось Крэйну. – Невозможно, но если судить по виду – именно так. У них тоже две руки и две ноги, как у меня, но боги, что еще у нас общего? Да, я не шэд, да уже, наверное, и не шэл, но мой разум ясен, не замутнеет этой вековой грязью и пошлостью, не осквернен внутренним уродством. А они… Я же видел стражников у вала. Они – ничто. Они – пустота. Я видел их глаза – они мертвы внутри! Эти люди думают только о своей шкуре, им плевать на мир вокруг них, они ни о чем не думают, глядя на поднимающийся Эно. Они пусты».

– Э, вот оно… – Какой-то урод в лохмотьях вырос перед ним как из-под земли. Мутные неповоротливые глаза уставились на него с каким-то мрачным торжеством, серые губы затрепетали. – Ты ч-чего?

Он толкнул Крэйна в грудь сухими желтыми костяшками. Крэйн отшатнулся.

– Сюда, значит? Нет, ты чего? – бессмысленно бормотал тот, пуча на него глаза. – Тебя кто звал? Ты тут жить не будешь.

– Что? – В другое время Крэйн просто снес бы ему голову эскертом, но сейчас ситуация была настолько нелепа и абсурдна, что он даже не достал стис. Одетый в грязные лохмотья, житель наступал на него, выставив вперед немощные тощие руки.

– Своих хватает! Ур-род…

Начали стягиваться люди. Они появлялись неизвестно откуда, двигались беззвучно. Привлеченные криком, они образовали плотное кольцо, все – грязные, в потерявших цвет лохмотьях, серые и угловатые. Они пялились на Крэйна и от обилия их лиц, одинаковых как комья грязи, у него закружилась голова. В нос ударил запах мочи и пота.

– Да он больной! – хрипло крикнула за спиной какая-то женщина. – Гоните его!

– Вот приходят, – бормотала другая. – Совсем… И как его стража пропустила…

Глухо зашелестели мужские голоса.

– Из земли его, что ли, выкопали?.. Гарай, ты посмотри…

– Вроде молодой…

– В зверинце шэда таких недостаток.

– Шеерез! Бить его!

– Да вы на щеку посмотрите!.. Шеерез!

– А пялится как, а? Да что с ним говорить, под ребра – и глухо.

– Нездешний, сразу видно…

– С юга. Оттуда они все лезут!

Они зажимали его все тесней, у него было ощущение, что даже воздух, выдыхаемый ими, ложится на его грудь неподъемной монолитной тяжестью, а их взгляды впивались в тело, как тупые прутья. Толпа надвигалась на него, смыкая невидимые клещи. Им не важно, кто я, понял Крэйн, отступая, чтобы ни одна из грязных рук его не коснулась, они просто увидели пришельца и хотят развлечься. Чужие страдания облегчают, они хотят видеть, как мучается он. Но он же им ничего не сделал!