Таня Хафф - Врата тьмы

— Ты недослушал, — вздохнул Адепт Тьмы. — Я дам тебе то, что у тебя было сегодня, но песни будут твои собственные.

— Мои песни…

— Да. Твоя музыка и твои слова будут двигать людьми. Ты не должен всю жизнь петь чужие слова и сочиненную другими музыку.

— Мои…

— Ну, — улыбнулся Адепт Тьмы, — не этого ли желаешь ты более всего на свете?

— Да, — еле сумел выговорить Роланд. Обрести частичку, которой так не хватает его собственным песням. Обрести свой собственный голос. Чтобы созданная им музыка значила что-то и для других и повергала их в слезы и смех, в гнев и радость, и жила, и действовала, когда его самого уже не будет. Как часто он думал, что за это можно бы и душу продать. Теперь предоставляется шанс.

— Ну как, договоримся?

Да и не нужен он Эвану на самом деле. И сегодня дважды он сделал вклад в победу, дважды победил Тьму. Не хватит ли?

— Роланд?

Свои песни. Своя музыка.

— Договоримся?

Красная с белым обертка от жареных цыплят полощется на сквозняке.

«— Роланд, они цыплят купили!

— Вижу, детка.»

А будет ли Ребекка слушать его песни? Он почему-то понял, что нет. Но весь остальной мир — не перевесит ли он одну слабоумную простушку?

Роланд не мог поднять головы, он весь дрожал, и голос его был еле слышен:

— Нет.

Не перевесит.

— Нет?

Роланду следовало бы впасть в экзальтацию — он только что еще раз показал, насколько силен, — но ощущал он лишь невыносимую боль утраты.

— Ты совершаешь ошибку, Роланд, — пожал плечами Адепт. — Но это твое дело.

— Ты очень спокойно это принял, — сказал Роланд. Он был неприятно удивлен таким небрежным отношением Тьмы к своей жертве.

Адепт приложил руку к двери, и замок сухо щелкнул.

— Что-то выигрываешь, что-то проигрываешь. Оп-па! — Он сделал паузу. — Похоже, твои приятели в синем все еще здесь. Боюсь, им не очень понравится, когда они увидят, что ты выходишь из запертого здания.

Роланд перевел взгляд с полицейских на Адепта и понял, что сейчас он скажет самую, быть может, большую глупость в своей жизни. Но страх перед полицией был непосредственным страхом, а перед Тьмой — ну, несколько уже ослабленным.

— Так что же нам делать?

— Идти обратно, разумеется.

И они прошли обратно через весь пролет к двери, выведшей их на другую сторону церкви.

— Мы обошли вокруг Троицы, — заметил Роланд, когда они проходили мимо фонаря внешнего освещения церкви.

— Да, я знаю.

Роланд прислонился спиной к каменной стене и глубоко вдохнул влажный воздух.

— Не могу тебя понять. Ты не такой, как я думал. Ты — как бы это точнее сказать — не очень страшный.

— В самом деле? — спросил Адепт. И тут же стал очень страшным.

У Роланда подкосились ноги, и колени стукнулись об асфальт. Разум, пытаясь справиться с огромностью представшего перед ним зла, ничего не мог больше воспринимать. Роланд пытался отвернуться — и не мог. Пытался вскрикнуть — и не смог. С невероятным усилием он заставил себя произнести единственное слово, и оно было похоже на всхлип:

— Эван…

— Поздно, — улыбнулась Тьма.

— Эй, Мардж!

Констебль Паттон остановилась, взявшись за ручку двери, и подождала, пока позвавшая ее сотрудница подбегала, размахивая листком бумаги.

— Нашла я парня, которого ты ищешь!

— Быстро ты это. — Паттон протянула руку за листком.

Сотрудница с веселой ухмылкой отдала бумажку.

— Это было нетрудно. Я хочу сказать, он довольно необычен. Неудивительно, что ты его запомнила.

Разглядывая распечатку, констебль Паттон кивнула:

— Я и сама не удивляюсь.

Картинка уступала оригиналу; она не могла передать игру движущейся светотени в волосах и постоянно меняющейся улыбки. Заметив этого парня в гостинице, Паттон поняла, что уже видела его раньше.

— Значит, мы его загребли в драке на стадионе… Эван Тарин, да? — Она сунула листок в карман. — Спасибо, Ханя. Не перестаю удивляться, чего ты только не вытаскиваешь из своего компьютера!

Ханя улыбнулась:

— Работа у меня такая. Это еще просто.

Через несколько минут Паттон, садясь в патрульный автомобиль, бросила листок на колени своему напарнику.

— Я же тебе говорила, — добавила она, когда он взял рисунок.

Констебль Брукс, прочитав информацию, только хмыкнул.

С самодовольным выражением лица констебль Паттон барабанила пальцами по приборной доске.

— Я же знала, что двух таких красавчиков в городе быть не может.

— Большое тебе спасибо, Мэри Маргарет. — Он отдал ей листок и тронул машину с места. — Что теперь?

— Он был отпущен по поручительству Дару Састри из Столичной Социальной Службы.

— Ага. И что?

— А то, что после сегодняшней смены мы ее проверим. Этот мистер Тарин как-то связан с убийцей, и мне хочется с ним и его дружком перекинуться парой слов.

— Надо было ими заняться сегодня.

Да знаю, — поморщилась Паттон. Ей самой было непонятно, почему она отпустила этих двоих просто так — даже имен не записала. Это было не в ее правилах. Краем глаза она глянула на Джека. Это было не в их правилах. — Это, я думаю, из-за жары.

— Ты в самом деле в это веришь?

Паттон невесело рассмеялась.

— После той ночи в Дон-Вэлли я сама не знаю, во что верю.

— Я лично верю в то, во что всегда верил.

— А ты всегда верил в единорогов?

— Ага.

— В эльфов и кобольдов, разумеется, тоже?

— Угу.

— В гулей, и призраков, и тварей, которые шастают в ночи?

Он ответил не сразу, а когда ответил, вся шутливость из его голоса исчезла.

— Это ясно и без слов.

Больше они в эту ночь не говорили — только наблюдали.

— Но где же он, Эван?

— Не знаю, Леди. Не могу его найти.

— Он мертв?

— Нет. Если б он погиб, я бы знал.

Все в мире было не так. Роланд заставил себя открыть глаза и тут же закрыл — даже самая малая доза света вышибала искры из мозгов. Такого похмелья у него никогда в жизни еще не было. Мозг будто пропустили через миксер, живот прижало к позвоночнику железным шлагбаумом, и одолевал неудержимый позыв к рвоте. Опять, По запаху можно было определить, что это уже случилось. Вот если бы голова перестала болтаться, тогда…

Он вспомнил Тьму, ужас и боль и задергался, слабо шевеля руками и ногами.

— Говорил же тебе, не сдохло.

Все внутренности сжало так, что истерика и страх исчезли, осталась только борьба за глоток воздуха. Когда опасность неминучей смерти, как ему показалось, миновала, он снова открыл глаза.

Земля покачивалась вверх и вниз в четырех футах под его головой — чуть-чуть не доставали до нее болтающиеся руки. В поле зрения входила и выходила какая-то размытая круглая бульба, и Роланд попытался сообразить, что бы это такое могло быть. Собрав все силы, которых на данный момент оставалось не очень много, он заставил собственные руки упереться в то, что его держало. Оно не шевельнулось, хотя на ощупь было теплым и слегка упругим.