Генри Олди - Рубеж

- А как вырвать, это мы придумаем, - мягко сказала Ярина.

Гринь посмотрел ей в лицо.

Хорошую дочку вырастил сотник Логин!

Упрямую.

Дядька катает меня на коленке. Хороший дядька. Как на лошадке!

Гой-да! Гой-да!

Дядькина настоящая лошадка упала и лежит. Дядька говорит, что она спит. Поехали на теткиной лошадке.

Теткина тоже спит. Пусть спят. Я поеду на дядькиной шее.

У дядьки хорошая шея. Хорошие усы. Красивые.

Тетка плачет. Пусть плачет. Она плохая.

Сотник Логин привычен был к невзгодам и потерям; ни на кого не надеялся сотник, только на шаблю свою, да на тяжелые пистоли, да на верного аргамака.

А понадеяться, вот как сейчас, не на друга даже - тьфу, стыдно сказать, на ведьмача, прости Господи, на слово его лукавое, на посулы его - знамо, куда такие посулы заводят!…

Впрочем, сотник Логин на боялся ни турка, ни ляха, ни чорта. Душу крещеную жаль - только за дочку родную, единственную, и душу отдать не грех.

Попросят - отдадим!

- Гладко да ладно у тебя все выходит, Паньку! В пекло, стало быть, дорожка проторена, посполитые туды-сюды шастают, ровно по грибы!

- Та нет, пане сотнику! Не дорожка, и не посполитые, и не пекло, и не рай, и не шастают. Тут, пане сотнику, великое хотение потребно.Или великая надобность.

Дед-ведьмач замолчал. Потешно встопорщил клочковатые усы, накрутил на палец жидкую бороденку, замурлыкал под нос песенку - как будто и не перед паном сотником сидел. Как будто язык отсох у деда, а ведь какой разговорчивый был на площади! Ох, какой разговорчивый!

- Ой продала дивчина гребень,

Та й купила черкасу ремень.

Ремень за гребень купила -

Она его верно любила…

Сотник молчал.

Будь она проклята, надежда! Оплакал Яринку - знал, что не вернуть ее, знал, что делать и как за дочку мстить. Ни на что не надеялся. А тут!…

Рудый Панько оборвал песенку, уставился Логину не в глаза даже - в брови. Сотник испытал мгновенную потребность протереть лысину - взмокла голова, сейчас капли покатятся, ровно дождик.

- Жива твоя Яринка. Не брешу, пане сотнику.

Логин ухватил себя за ус. Подергал, но вырвать не смог - крепки усы оказались, даром, что седые. Закусил зубами - жестко, солоно на вкус.

Рудый Панько поерзал на лавке. Темными, будто деревянными ладонями огладил полы алой свитки:

- Ой продала дивчина сало,

Та й купила черкасу кресало.

Кресало за сало купила -

Она его верно любила…

Второй час, как пособники Дикого Пана должны корчиться на кольях. Ан нет - сведены обратно в подвал, под усиленную стражу, и хлопцы, хоть и не ропщут - поглядывают хмуро. Начальству, мол, виднее, но…

- Ты, что ли, Панько, в пекло меня за дочкой сведешь?

- Я дорожку указал, - отозвался дед серьезно. - А сведет тебя умный жид Юдка, ему над переходом власть дана. А еще сопроводит тебя тот заброда, пан Рио, - он оттуда, с того бока, и приперся до нас.

Рука пана сотника, будто наделенная собственной волей, скользнула за пояс. И вот уже в пригоршне - золотая цацка, что с пекельного выходыша Рио сорвана, и хотел же кузнецу отдать, кузнецу!…

- И сотню черкасов, - сказал сотник, сам дивясь своим словам. - Хлопцев с собой возьму. Они у меня хоть в пекло, хоть…

- Звиняй, пане сотнику, а не дал бы ты Паньку сюю цяцю? Знатная цяця, только к чему она тебе? Еще беда какая приключится!…

Сотник помолчал. Глядеть на медальон было неприятно, будто в мертвые глаза глядишь.

Беда! Какая уж тут беда, когда все мыслимые беды уже приключились?!

- То возьми…

Выпустил чортов медальон из рук - легче стало. Хоть и ясно, что одной золотой безделкой, да еще и чужой, с ведьмачом не расплатишься.

- Сколько ж ты за службу запросишь, дед?

Рудый Панько закатил глаза:

- Ой продала дивчина душу,

Та й купила черкасу папушу.

Папушу за душу купила -

Она его верно любила…

Тихо-тихо стало в хате. Ни досточка не треснет, ни ветер в дымаре не дохнет, ни мышь не шелохнется - тихо.

Ш-ш-ш…

…Вспомнил сотник, как Яринка, годиков пять ей было, с коня упала. О камень ударилась, лобик разбила в кровь, батька рядом был - кинулся на помощь, с Агметкой столкнулся, тот тоже подскочил. А девчонка носик морщит, плоский, утиный, слезы глотает - молчит, не ревет. «Ничего, - говорит, - батьку. Ничего!…»

И затрещал седой ус - так прикусил его лихой пан сотник, который ни турка не боится, ни ляха, ни чорта.

- А, пропадай душа! Пропадай душа христианская!

Была бы шапка - кинул бы о пол. А так - притопнул только, да на ведьмача, который тоже с лавки поднялся, поглядел, будто похваляясь: на, подавись!

За дочку - не пожалею!

Рудый Панько усмехнулся - и очи у него были, как болотные огни.

А третий огонь - золотая цацка на шее.

- Пане сотнику! Пане сотнику! Гвалт!…

Логин подхватился, будто и не спал. Голова, словно свинцом налитый казан, клонилась снова к столу - но рука уже нашла рукоять "ордынки"; уже готов был сотник рубить все, что движется. Турки?

Ф-фу ты, какие турки? Собственная хата, пустая, осиротевшая. Так и задремал сотник под образами, прикорнул уже под утро, когда петухи по всему селу просыпались.

- Гвалт, пане сотнику! Бунт!

- Бунт?! Та что ты мелешь, Ондрию? Разве сечевики?…

- Какие сечевики, пане сотнику?!… Бабы!

- Бабы?!

Натянул жупан. Подпоясался; голова гудела, и разноголосый шум, доносившийся снаружи, делался то громче, то тише.

А ведь к чарке вчера и не притрагивался!

Так и есть, бабы. И у плетня, и за плетнем, у кого топор в руках, у кого орущий младень, у кого коромысло…

Хотя и хлопцы тоже есть. И черкасы, и сечевики; мнутся в стороне, в землю смотрят, грызут усы, и шапок не снимают, наоборот, до бровей насунули.

Логин встал на пороге, не зная еще, яриться или шутить; в одночасье нахлынул вой - затыкай уши.

Насупился сотник. Под этим взглядом и турецкие паши, бывало, язык прикусывали - а бабам хоть бы что. Орут и глазами сверкают, ровно кошки, будто каждая третья - ведьма.

Да так оно, наверное, и есть.

Открыл было рот - прикрикнуть, да не стал понапрасну горло драть. Сейчас накричатся, дуры, уймутся…

Не унялись.

- Ты, пан сотник, велел жида Юдку, душегуба пейсатого, МИЛОВАТЬ?

- Ты, пан сотник, велел страту остановить?

- А-а-а, людоньки, Хитцы-то как погинули, и Гонтов Яр!…

- Ироды, людоеды!

- …А у нас семь душ сиротами в одном только дворе!…

- …Хлопцев наших воронам отдать да волкам!

- …Четыре сына, да муж, да зять, домовинами весь двор…

Никогда не отступал сотник Логин - а тут невольно отступил. Бабы, все как одна, повязаны были черными платками. Словно стая галок.