Ольга Голотвина - Пасынки Гильдии

Господин брезгливо взял драгоценный лоскут за уголки, расправил.

– Это – письмо? Я вижу тряпку, измазанную углем.

Да, беспризорник Чешуйка не разбирался в буквах. Но во вранье – разбирался. Жизнь научила, хоть и коротенькая еще.

– Господин, у него другой надежды нет, только ты!.. Господин, ради богов… Господин, в вас же одна кровь… ради нее…

При последних словах беспризорника что-то изменилось в лице юноши. Дрогнул и стал жестким рот, подернулись синим льдом глаза.

– Одной крови, да? – Голос был сухим и негромким. – Это он тебе так сказал?

Знатный господин шагнул вперед. Чешуйка отступил, наткнулся лопатками на стену. Ему бы удрать, да впервые в жизни не слушались ноги. Синие недобрые глаза заворожили мальчишку, как змея завораживает птенца… а ведь не был Чешуйка птенцом, не выживают птенцы в Бродяжьих Чертогах! Но такая была в глазах господина непререкаемая уверенность в том, что его – послушаются!

Белые, холеные, но очень сильные руки протянулись к мальчишке. Позади охнула кухарка. Старая Сарита словно воочию увидела, как эти белые руки сгребают мальчишку, поднимают, ударяют о стену…

Но тут с лестницы послышался звонкий обиженный голосок:

– Сердечко мое, что же ты не идешь?..

На миг господин обернулся к лестнице – и сразу исчезла его недобрая власть над мальчишкой. Чешуйка, дерзкий и проворный, нырнул за портьеру и со всех босых ног помчался по коридору – к спасительной двери черного хода.

Растерзанный в клочья отряд мятежников уходил от подоспевшего к стражникам подкрепления… Нет, не уходил – постыдно разбегался, не огрызаясь на ходу, не думая о воле богов. Толпа распалась на затравленные кучки беглецов и на обезумевших одиночек, мечтающих лишь о том, чтобы забиться в какую-нибудь щель.

Жрецу Шерайсу повезло: он нашел такую щель, забился за чью-то поленницу. Но скрывался он не от «крысоловов», а от собственных соратников. Когда двор, где прятался «мятежный жрец», принялись обшаривать стражники, Шерайс выполз из своего убежища, добровольно сдался и был препровожден в тюрьму.

Солнце медленно ползло к западу, но еще висело в небе высоко, слишком высоко, оно словно говорило потерявшим надежду бунтарям: «Не ждите ночной тьмы, она не скоро подарит вам укрытие!»

Сверху солнцу было видно, как на востоке, за городом, оживился, вскипел лагерь на Фазаньих Лугах.

Отряды, пришедшие со всех концов Гурлиана, в праздничный день откровенно скучали, не смея даже затевать потасовки. Но сейчас вокруг разноцветных шатров кипела веселая суета. Помогали господам надевать доспехи, скликали своих приятелей, ушедших в гости к «соседям», лили воду на головы пьяным. Визжали женщины, бранились мужчины, ржали встревоженные кони. Жизнь становилась интересной.

А вот маленькая шайка Айсура, сидящая на крыше чьего-то сарая и соображающая, как им пробиться сквозь кольцо преследователей, не считала свою жизнь интересной.

От шайки осталось трое: хитрюга и плутище Вьюн попался в лапы «крысоловам».

Когда Айсуру в сумятице разгрома удалось отыскать Айрауша и Чердака, он чуть не завопил от радости: братишка жив, братишка рядом! Но скрыл вспышку счастья (нечего баловать младшенького!) и сварливо спросил:

– Ты что ж за Вьюном не уследил? Почему его загребли?

– Да я… это… чего… – виновато заскулил молодой гигант. – Ему старая карга тазом по башке – бряк! Он с ног – брык! Я его за ворот поволок, а тут… эти…

– Да ладно тебе, Айсур! – урезонил Чердак главаря. – В шайке нянек нет, у Вьюна своя башка на плечах. Что ж теперь, из тюрьмы его выволакивать?

Чердак был прав. В мире бродяг царил закон: каждый за себя.

– И что теперь с ним будет? – спросил Айрауш.

Любой, кто задал бы такой глупый вопрос, напоролся бы на ответ вроде: «Возьмут ко двору учителем танцев!» Но Айрауша боги обделили умом, поэтому старший брат разъяснил терпеливо:

– Это как король решит. Или удавка на площади, или на болото с лопатой…

– А еще был с нами такой… рыжий… – вспомнил Чердак. – Он куда делся?

– За рыжего не беспокойся. – Кончики губ Айсура шевельнулись в ухмылке. – Этот не пропадет!

Да, этот уж точно не пропадет!.. Айсур вспомнил, как рыжий небрежно повязал на пояс возвращенный кошелек (не заглянув даже внутрь, не пересчитав деньги) и небрежно бросил: «Ну, вы тут играйте в свои игры, а я пошел!»

И пройдет. Тенью, ветром, змеей проскользнет…

Подгорный Охотник!

Ах, какого дурака свалял Айсур! Не поглядел, у кого кошелек тяпнул! Браслета на руке не приметил! А ведь не зря умные люди говорят: «У Подгорного Охотника красть – нет приметы хуже…»

Как ни странно, молодой вор не злился на того, кто избил его и отобрал добычу. Зависть – это да, зависть не то что в сердце – в печенках засела! Зависть к человеку, который держится так уверенно и ничего на свете не боится. Что ему городская стража? Он небось у драконов перед мордами шастал – и живой…

Отбросив неуместные раздумья, главарь сказал:

– В Бродяжьи Чертоги не пробиться. Переловят, как кроликов.

– А куда, на Старый Рынок? – деловито спросил Чердак.

– Там «крысоловы» не хуже нашего каждую щель знают. Попробуем добраться до «Шумного веселья». Говорят, у Аруза нора есть. Там и пересидим.

– Так он нас и пустил! – бухнул Айрауш.

Айсур и Чердак переглянулись. Иногда у их здоровенного спутника случались вспышки здравого смысла.

– Пустит! – ухмыльнулся Чердак, который в миг опасности соображал не хуже Вьюна. – Мы ему скажем: если нас, мол, «крысоловы» загребут, мы им про трактир такого набренчим – у Аруза все добро уйдет, чтоб от судейских отмазаться!

Слуги, привешивающие на место дверь, были сердиты и через слово поминали Серую Старуху.

Ретивые стражники, вышибая дверь, изуродовали косяк. Теперь тут плотник нужен, а где ж его сейчас возьмешь, плотника-то?

Но хозяин сказал: в брызги разбиться, а дверь на место водрузить! Доказывать ему что-то было опасно, ибо слуги крепко перед ним провинились. Во время налета грабителей они оба (и старый и молодой) спрятались, забыв о своем долге: охранять дом и господина.

Старший, правда, пытался рассказывать, как сцапал было здоровенного разбойника, но тот, зверюга, отбился и ушел в окно… Хозяин оборвал эти неубедительные россказни, пообещал позже разобраться с трусливыми мерзавцами – а сейчас пусть немедленно приладят дверь, а то стыдно перед всей улицей Старого Менялы!

Перед слугами встал выбор: либо пускаться на поиски плотника в мятежном городе, либо как-то управляться самим.

Потолковав, они решили пока приладить дверь на одну петлю, а изнутри загородить вход тяжелым сундуком. Выходить пока можно и через черный вход.