Александр Прозоров - Медный страж

— Это хорошо. Видишь, селений никаких не встречается? Это оттого, что степь рядом. Ты ведь этих разбойников знаешь. Хоть торки, хоть половцы, хоть печенеги, хоть еще кто — все одинаковы. Сами работать не умеют, все на чужое зарятся, да невольников средь нормальных людей наловить норовят. Оттого рядом со степью люди не живут. А кто и живет, много нажить не успевает. Не получится с ними торга. Дальше, в глубь лесов плыть надобно…

И снова настало утро, а с ним — все тот же путь. Весла не торопясь били темную воду, ладьи, держась друг от друга в десяти саженях, величаво двигались вперед. Река среди лесов неожиданно растеклась, стала шире и спокойнее. Подниматься по ней можно было без надрыва, работая веслами в половину силы.

Когда солнце стало подбираться к зениту, в груди у Олега екнуло от радости: он увидел впереди, на левом берегу, огромный мшистый валун, белое нутро которого проглядывало наружу только в нескольких местах. Чуть дальше из земли выпирали еще с десяток каменистых уступов. Это означало, что рельеф местности начинает меняться, из равнинного превращаясь в горный. Однако вслух ведун ничего не сказал, не желая будоражить людей раньше времени.

Новая излучина обнаружила впереди заросшую лесом горушку, которая не обратила на себя внимания путников, но заставила чаще биться сердце Середина. Похоже, он не ошибся, и неведомая торговым людям река действительно вывела их к Уральским горам…

— Смотрите, смотрите! — вскочил один из моряков.

— Что там, Трувор?

Варяги повернулись вперед, и брошенные весла вспенили темную речную воду. Впереди, на невысоком каменном уступе, сидела золотая женщина с распущенными волосами. Одной рукой она опиралась на рукоять воткнутого в землю меча, другой — протягивала к реке чашу.

— Золото… — зашептались меж собой гребцы, без команды схватились за весла, навалились на них, и спустя несколько минут напряженной борьбы с течением нос ладьи приткнулся к берегу, в травянистый откос в полсажени высотой. Путники высыпали на сушу, разминая усталые руки и спины, побежали наверх.

— Бронза! — разочарованно покачал головой Трувор. — Гляньте, здесь жилье какое-то…

Неподалеку от скульптуры под кронами деревьев стояла крытая дранкой изба-пятистенок. Путники повернули к ней, а Любовод и ведун остановились перед бронзовой женщиной.

— Оставь зло, всяк сюда входящий, ибо по воле великого Раджафа стражи покарают каждого, кто таит вражду землям каимовским… — прочитал купец руны под скульптурой. — Пугают. Те, у кого нет силы, любят пышные угрозы.

— Пусто! — крикнул от избы Трувор. — Похоже, застава была когда-то, да ныне оставлена. Ушли люди, брошено порубежье.

— Не брошено, — тихо возразил Олег. — Бронза за несколько лет зеленью покрывается, а эта чистенькая, как только отлита. Ее постоянно чистят, Любовод. Но в пограничной страже эта страна почему-то не нуждается…

— Видел я и незеленеющую бронзу, — возразил купец. — Сказывают, люди за китайской стеной бронзовые штыри, что в честь правителя своего ставят, таким воском хитрым мажут, что не страшна им никакая зелень и никакая вода.

— Ты думаешь, мы в Китае?

— Нет, конечно же. За китайскую стену через пустыню караваном месяц пути. А по эту сторону тамошние люди не ходят. Боятся. Чистенькие они все, и дома у них чистенькие, и дороги. Не могут в диких землях обитать.

Олег подошел к статуе, провел по металлу ладонью, но никакого покрытия не заметил. Не скользила по нему кожа, и сальности никакой не ощущалось.

— Степняки, ведун, степняки, — напомнил Любовод. — Они — как чума или засуха. Вроде и нет ничего, а беда в воздухе витает, жить тяжело, опасность каженный день кожей ощущается. Слишком часто, слишком близко начинают появляться — и уходят люди.

— Уходят, — согласился Олег. — В степь, с мечами.

— Ну не всем же русскими рождаться, — пожал плечами купец. — Иные не на степняков идут, а от степи убегают. Вот и здесь была застава, да брошена. Те же торки, может статься, разухабились, навещать порубежные земли часто стали. Как прознают народцы местные, что нет более беды— назад вернутся.

Эх, жалко, не взять штуку эту на ладью. Перегружены больно. Да и трюм провалиться может. Рази на обратном пути попробовать? Сама не убежит, прохожий не унесет, тяжеловата. Степняки на куски не порубят, не до того им ныне. Ладно, оставим пока. Эй, люд новгородский! На ладьи вертайтесь, дальше двигаемся! Коли такие памятники умельцы здешние льют, стало быть, и иных диковинных товаров у них найдется.

Через несколько минут торговые суда отвалили от берега и продолжили борьбу с течением реки. А еще спустя четыре часа подошли к водяной развилке — с левой, северной стороны в Урал впадала полноводная река, шириной едва ли на треть уступавшая основному потоку. На Мамке гребцы засушили весла, и купец, перегнувшись через борт, окликнул Олега:

— Куда плывем, ведун?

— Не спрашивай! — вскинул руки Середин. — Дальше ничего не знаю.

— И-и-и-ех! — зачесал в затылке Любовод. — Ладно, чем дальше от степи, тем богаче люди. Да еще и река коням дорогу загородит. Эй, Коршуны! На север поворачиваем, на север!

— Левый борт, два гребка! — скомандовал Ксандр сидящей на веслах смене скандинавов. — А теперь все дружно — и-и-и-р-раз!

Начавшая было скатываться вниз по течению, ладья стала поворачивать носом к берегу, однако рванулась вперед, еще раз и, еле слышно чиркнув килем по песчаной косе, вошла в новый водный поток, окаймляемый вековыми лиственницами. Откуда-то налетела комариная стая — но ветер, пусть и слишком слабый для паруса, тут же смел ее обратно в чащобу. Варягов быстро сменили на скамьях моряки, и судно, даже не потеряв скорости, двинулось дальше. Кормчий отвел его ближе к берегу — там течение слабее, грести легче, — и левый борт теперь скользил но кувшинкам, опрокидывал в воду остроконечные бутоны лилий. До леса казалось рукой подать — Олег разглядывал неохватные сосны, кедры, гибкий орешник. Но среди деревьев то и дело выступали камни, скалы, а то и целые утесы по двадцать-тридцать метров высотой.

— Нет здесь людей поблизости, сразу видно, — сказал ему Ксандр. — Нехоженые земли, дикие.

До вечера они двигались вдоль относительно ровной земли — выше крон деревьев ничего не поднималось. Но утром нового дня по левую руку вдруг открылся настоящий горный хребет — могучий массив, уходящий ввысь чуть не на версту, так что деревья на вершинах тонули в облаках. Даже река, казалось, испугалась этого зрелища и резко повернула к восходу.

— Суши весла! — распорядился Ксандр. Варяги, привыкшие верить кормчему больше, чем самому себе, мгновенно замерли. Коршунов тоже молчал, вскинув подбородок и медленно поворачивая головой.