Азамат Козаев - Ледобой

Чуб кивнул и отошел. Без суеты, спокойно и деловито, не рисуясь и не стращая. Быть нынче крови. Безрод поднял глаза на помостки, поискал. Вот она! В шапке до самых глаз, в овчинной верховке, стоит меж двумя щуплыми стариками, что щербато лыбятся и показывают пальцами вниз. Гарька еле заметно кивнула. Безрод ухмыльнулся. А если бы вместо нее на помостках находился Тычок? И его бы не дотащил, и сам сломался.

Безрод уже забыл, когда случалось выйти биться, да чтоб ничего и не болело. Так привык к постоянным болям, что на синяки, царапины и ушибы не обращал внимания. Только-только начал от Скалы отходить – вчера опять мало не убили. А сегодня, наверное, и шкуру попортят. Ухмыльнулся и вынул нож.

Кто-то огромный, расталкивая зевак, мостился поближе к перильцам. Безрод и Чуб краем глаза покосились на ожившие помостки. То Крайр здоровенными телесами потеснил завсегдатаев, и один занял два места. Хитро подмигнул обоим поединщикам и звучно хлопнул себя по ляжкам. Ровно бичом кто-то щелкнул. «Медведь» с первого взгляда угадал в обоих покупателях бойцов, да не из последних, и, оставив хозяйство на подручных, поспешил сюда.

Чуб и Сивый спрятали улыбки и сторожко подшагнули друг к другу…

Зеваки, привыкшие ко многому, тряскими руками зажимали рты. Заворожило. Потрясло. Дрались красиво, жестко, быстро. Очень быстро. И если про одних людей говорят «родился в рубахе», про тулука сказали бы «родился с ножом». Безрод нахмурился. Очень ловкий и умелый вой. Сделалось яснее ясного – победить его, не убив, невозможно. А еще мудрые люди говорили: «Не делай добра – не получишь зла», – ровно Злобог стоит на помостках и смеется. Самый воздух в избе потяжелел, сгустился, вот-вот прольется силой, будто дождь. В свете многочисленных светочей, лезвия блистали, будто сполохи, и по всей избе стоял звон. Для зевак происходящее оставалось загадкой, слишком быстро все случалось, и только два-три бывалых воя, вроде Крайра, понимали, что происходит. От восхищения «медведя» аж перекосило. Сивый колебался недолго и принял решение. Между ним и рабыней не должно быть чужой крови. И без того ее пролито достаточно. Хватит уж. Тулук останется жить. Безрод внезапно бросил нож, подставился и приготовился к резкой боли. Собственным боком поймал нож Чуба, вырвал клинок из его руки и мощным ударом головы разбил противнику лицо. Сивый проделал все настолько быстро, что для зевак размылся в неясное пятно. Не успели и глаза продрать, а тулук без памяти упал наземь.

Не оглядываясь, Безрод вышел в предбанник, верховку тащил по полу, меч зажал под мышкой. На студеном воздухе глубоко вздохнул, и… голова закружилась. Привалился к стене – что-то огоньки перед глазами расплясались – выстоял себя и медленно побрел вниз по улице. Сзади догнала ошеломленная Гарька, – хотела подпереть плечом, да вовремя осеклась.

– Падать стану, подопрешь, – ухмыляясь, прошептал Безрод.

Гарька кивнула, и на всякий случай встала поближе. Вынула верховку из пальцев Безрода, набросила ему на плечи. Меч забирать не стала.

Сивый медленно шел по улице, зажимая рукой бок. Хорошо, вскользь лезвие пошло, удачно рассчитал. Гарька шла слева, готовая немедленно подставить могучее плечико. Весенняя распутица подъела снег и развезла дорогу. По середине улицы еще тянулся чистый от грязи большак, но по краям под ногами чавкала жирная, черная талица. Гарька подумала-подумала и за руку потянула Безрода на большак. Грязи нет, идти, опять же, удобнее. Но Сивый только зашипел на девку, ровно змей.

– Куда тянешь, дурища!

– Да на большак же! А если споткнешься? Да в грязь лицом? Даже подпереть не дал!

– Чист большак, – буркнул Безрод. – Зачем кровищей пачкать? Оглянись.

Гарька оглянулась. На черной, жирной талице кровавых пятен почти не заметно. Упала кровь наземь, смешалась с грязью, расползлась по жиже. А на большак выйдешь, – кровавые пятна сами в глаза бросятся. Чего же народ будоражить?

– Где Чуб?

– Кто?

– Тот, второй, мой противник.

– Крайр хлопочет. Сам назад повез. Гоготал так, – думала, кровля обвалится.

Безрод кивнул. Хорошо. Серьезный противник, достойный враг. И даже не враг, а так… Вставая против тулука, знал, что без крови не обойдется. И не обошлось. С одного взгляда друг в друге железо учуяли. Ст о ящего бойца можно по говору отличить, и как меч достает, и как спину держит, и как в глаза глядит.

– Пришли. – Гарька забежала вперед и отворила перед Безродом ворота Крайрова загона. Сивый аж усмехнулся. Надо же, хозяином стал, рабой обзавелся. Хорошо бы, та раба не убила в сердцах.

– Чего смеешься, Сивый?

– Хозяин я тебе или нет?

Гарька потупилась, затем подняла лунообразное лицо под мужской шапкой, утерла рукавом нос и задорно оскалилась.

– Пока останусь. По нраву ты мне. С тобой подамся.

– А бить не будешь?

– Не буду! – пообещала молотобойша, сторонясь. – Милости прошу!

– Ну, так я тебя выпорю, – усмехнулся Безрод.

Крайр будто следом шел. Влетел в загон, словно ветер. Уже обернулся туда и обратно. Доставил Чуба на постоялый двор. Долго ли на лошади?

– Силен! – заревел с порога Безроду. – Силен! Многое повидал, а такого видеть не доводилось! А все же зря ты подставился!

– Тулука сам, что ли, отвез? – прошептал Безрод. Ишь ты, углядел-таки. Наметан глаз у старого «медведя».

– А кому доверить? – Крайр махнул рукой. – Пока довезут, уморят!

Все тело запекло, будто в печь попал. Хоть в море бросайся. Безрод достал из мошны мелкое серебро, бросил Крайру, кивнул Гарьке на «дикую кошку».

– Забирай.

– Телегу дам, – громыхнул Крайр. – Эй, Дагут, запрягай Крупца! Повезешь!

Ехали тихо, шагом. Громадный Крупец, мерно перебирая мохнатыми ногами, неспешно влачил телегу, а на самом ее дне, едва прикрытом соломой, лежала купленная полонянка. Гарька скинула с себя верховку, набросила на рабыню, с облегчением сорвала с головы мужскую шапку и разметала косы по плечам. Повязала покров и хитро взглянула на Сивого. Та, что умоляла себя купить, сидела с Безродом спина к спине, подпирала и не давала упасть. Новоявленный хозяин улыбался весеннему солнцу, щурился и сам себе не верил. Купил трех рабынь, дрался насмерть – и все в один день. Неужели сошел с нехоженых лесных тропок на столбовую дорогу? Неужели из непролазных житейских глухоманей вышел на широкий, наезженный тракт? Неужели, неужели? Безрод покосился на верховку, под которой на соломке лежала избитая рабыня, подтянув ноги к груди. Все может быть. И так откуда-то шибануло в нос млечным духом, аж сердце зашлось.

– Останови, – прошептал Безрод Гарьке.

– Стой! – крикнула молотобойша.

Дасс оглянулся с вопросом в глазах.

– Подожди тут. А ты, – Сивый, прижимая руку к боку, сполз с телеги и повернулся к той, что умоляла себя купить. – Слезай.