Сергей РАТКЕВИЧ - Девять унций смерти

— И куда только Его Величество смотрит?! — возмущенно пробормотал один из них. — Эти мерзкие гномы… никакого почтения!

Фицджеральд икнул и подавился несказанной фразой.

«Мерзкие гномы», — собирался сказать он сам.

Сказать.

Выплюнуть этим поганцам в лицо то, что он о них думает.

Вот только они оказались не гномами. Людьми.

«Некоторые люди так похожи на гномов. Такие же мерзкие. И почему они друг другу не нравятся?»

— А я говорю — заткнитесь! — взлетел над толпой звонкий голос юной владыки всех гномов.

И родовитые дворяне, вздрогнув, заткнулись, хотя гномка обращалась не к ним, а к своим сородичам.

— А кто опять начнет искать разницу между людьми и гномами да обиды считать, тому я просто глотку перережу! — посулила Гуннхильд Эренхафт.

«Мерзкие гномы?» — подумал Фицджеральд и невольно опустил голову, потому что ему вдруг стало стыдно, а когда поднял — увидел, как во все стороны от решительно настроенной гномки торопливо разбредаются испуганные гномские старейшины, трусливо втянув головы в плечи.

«Ай да владыка! Все-таки справилась!»

Фицджеральд посмотрел на кучку примолкших дворян и восхитился еще больше.

«А эти-то чего замолкли? На всякий случай, что ли?»

«Некоторые люди такие глупые, — с раскаянием подумал Фицджеральд. — Им кажется, что все на одно лицо, что исключений не бывает».

Уже потом, засыпая в своей палатке, закрыв глаза, он почему-то вдруг увидел лицо юной владыки всех гномов. Оно представилось ему так ясно и было таким… таким… что он даже рассердился на себя за столь неправильные, недолжные мысли. Так и уснул сердитый.

А юная владыка не спала еще долго. Ей с несколькими Мудрыми Старухами пришлось обходить беспокойные палатки молодежи. Палатки, в которых не спали. В которых только делали вид, что спят. А многие не находили нужным даже притворяться. Чего она только не наслушалась… И видят Подгорные Боги, не потому что подслушивала!

Владыка надеялась только, что до людей этот хоровой концерт не доносится, иначе, как им завтра в глаза смотреть? А что подумает Его Величество Джеральд о своих новых подданных?

— Ничего, деточка, — утешительно улыбнулась ей одна из Мудрых Старух. — Это вытекает из всего остального, что с нами случилось. Так правильно.

— А я?! — вдруг жалобно вырвалось у нее. — Мне-то что делать?

— Что захочешь! — развеселились Мудрые Старухи. — Ты же у нас теперь самая главная!

— Можешь выбрать себе любого красавчика, Унн! — хихикнула одна из них.

— И даже не одного! — подхватила другая.

— И пусть он только посмеет отказаться! — обрадованно добавила третья.

— Или они! — присовокупила четвертая.

— Но не спеши! — поторопилась добавить одна из Мудрых Старух. — Делай что хочешь, Гуннхильд, но не сегодня.

— Сегодня ты нужна нам, — тут же вставила другая. — У тебя есть острый нож, и его все боятся.

— Нож есть не только у меня! — усмехнулась владыка.

— Да, Унн, но боятся почему-то только твоего… — откликнулись Мудрые.

— Какая я страшная… — фыркнула владыка.

Она и сама не могла бы сказать, чего в ее голосе больше — досады или удовольствия. Быть кем-то большим и страшным — приятное чувство, к нему и привыкнуть можно.

Обогнув очередную разноголосо постанывающую палатку, она вдруг наткнулась на того, кто сидел настолько неподвижно, что казался неживым. Он словно бы сливался с ночью… ну — или продолжал ее.

Наставник «безбородого безумца»!

Владыка вздрогнула. Этот гном пугал ее сильней всего прочего. Рука сама собой легла на нож.

«Да я же несколько раз здесь проходила, а его не замечала! А он сидел. Молча. И ничего не делал. Что ему нужно? Зачем он здесь?!»

— Оставь нож, владыка… — негромко промолвил наставник «безбородого безумца», и владыка увидела, что он по примеру своего ученика сбрил бороду.

— Я не опасен, — добавил он.

— У вас нет бороды! — не сдержавшись, почти по-детски воскликнула она.

— Владыка ко всем обращается на «ты», — мягко заметил он. — Это его неотъемлемое право.

— Но…

Что я здесь делаю? Почему не храплю вместе с прочими старыми пердунами, как мне и положено?

— Ну…

— Я думаю, владыка.

— Э-э-э…

— Все просто. Я думаю о том, какой же огромный просчет я допустил.

— Только один просчет? — вырвалось у владыки.

— А так обычно и бывает. Достаточно ошибиться в чем-то главном, и уже неважно, насколько хорошо ты выполнил все остальное. И наоборот, достаточно качественно смастерить нечто главное, и оно само исправит мелкие ошибки, а если и нет, ими можно будет пренебречь.

— Я не совсем понимаю, наставник…

— Бритых наставников не бывает.

— Не бывает?

— Не бывает.

— Ладно. Не бывает. Хорошо. Так какой же просчет?

— Вот из кого нужно было делать непобедимый шарт! — наставник «безбородого безумца» кивнул в сторону пыхтящих палаток.

— Из этих мальчиков? — удивилась владыка.

— Из этих девочек, — улыбнулся наставник. — И как это я вас всех пропустил? Старею, не иначе…

— Мы сами себя чуть было не пропустили, — буркнула владыка. — Если бы не ваш ученик…

— Вот этим мне и остается утешаться! — грустно улыбнулся наставник. — Я воспитал гения. Хотя… мне кажется, он всегда такой был. Не так уж велика моя заслуга. А звезды и в самом деле хороши. Уже смотрели, владыка?

— Не успела, — вздохнула юная гномка.

— Еще не поздно, — промолвил наставник. — Ночь, как здесь говорят, в самом разгаре.

Очень скоро Якш начал понимать, что одет он до крайности нелепо. И дело даже не в том, что тот наряд, в котором он вышел наверх, навстречу Джеральду Олбарийскому, не слишком годится для пешего путешествия. Еще как годится! Особенно если представить себе некоторые другие… наряды. В которых выжить затруднительно, не то что передвигаться, а уж путешествовать… Так что этот его наряд очень даже ничего, по крайней мере Якш не спотыкается в этих своих одеяниях при каждом шаге, ему не нужно ничего поддерживать или думать о том, как бы чего не развалилось.

Ему за этот наряд еще и сражаться пришлось.

Одеваясь для исторической встречи с Джеральдом, Якш предпочел одеяния не столько роскошные, сколько удобные, чем немедленно вызвал брюзгливую воркотню отдельных членов Совета Мудрецов и даже агрессивные попытки внести в одеяние владыки существенные изменения. И если бы не юная владыка… кто знает, удалось ли бы ему отстоять свой выбор? Потому, что, проиграв во всем остальном, сдав все позиции, старые пердуны вдруг до судорог захотели, чтоб их владыка предстал перед королем людей «во всем блеске своего великолепия». А подобная формулировка для любого искушенного в Высоком Гномьем Этикете означает совершенно определенный выбор платья. И вот пускай владыка его обязательно наденет.