Роберт Скотт - Ореховый посох

Брексан рассмеялась, морщась от боли в щеке, и потянулась к поводьям. Ренна коротко заржала как бы в знак одобрения и пошла следом за Брексан по грязной дороге к причалам, видневшимся по ту сторону заросшей травой полосы земли.

Версен чуть помедлил и внимательно осмотрелся. Рядом уже не было ни души, хотя это место считалось одним из самых оживленных в Стрэндсоне. Неподалеку на земле валялись жуткие останки четырех жертв алмора, бесформенные бугорки, казавшиеся Версену открытыми ранами в теле земли, которые, возможно, никогда не затянутся и не зарастут. Он содрогнулся. И, стараясь ступать как можно осторожнее и даже близко не подходить к этим страшным следам нападения древнего демона, двинулся следом за Брексан. Ему казалось, что сама земля может вот-вот разверзнуться, и они вместе с Брексан и Ренной провалятся прямо в сверкающий жемчужно-белым ослепительным светом элдарнский ад.

За поросшим травой лужком простиралась гавань Стрэндсона. Обычно кипящие жизнью, доки сегодня примолкли. Весть о нападении алмора мгновенно облетела весь порт, и, кроме парочки пьяниц, крепко спавших возле пустой деревянной клети, Версен не заметил среди брошенных тюков и клетей с товарами ни одного грузчика, ни одного матроса или купца, ни одной проститутки. Казалось, они едут сквозь гробницу какого-то морского бога, полную судов, бакенов, траловых сетей и якорных цепей. Версен и Брексан разговаривали едва слышным шепотом, не решаясь нарушить окутавшую город тишину. Даже визгливые чайки молча бродили вдоль деревянных причалов и доков в поисках пищи, и Брексан стало не по себе при мысли о том, что даже эти, самые крикливые из морских птиц притихли, опасаясь жуткого алмора.

Пять пирсов вытянулись далеко в море, и самый длинный из них представлял собой совершенно невероятную конструкцию, покоившуюся на мощных дубовых сваях, врытых в морское дно на большой глубине. К этому пирсу была причалена двухмачтовая шхуна, глубоко сидящая в воде и, видимо, совершенно готовая к отплытию.

Эта шхуна называлась «Фалканская танцовщица» и, несмотря на крупные габариты, формы имела весьма изящные, обтекаемые, обладала довольно узким бимсом и, по всей видимости, была легка на ходу. Версену даже показалось, что шхуна уже уплывает в море, хотя он ясно видел, как крепко она причалена к пирсу. Прищурившись и напрягая зрение, он сумел разглядеть на палубе шхуны какое-то движение. И ужасная мысль пронзила его: неужели им с Брексан придется уплыть отсюда в открытое море?

И словно в ответ на его безмолвный вопрос, Карн и Рала погнали своих пленников по широкому дощатому причалу мимо деревянных клетей, приготовленных к отправке в неведомые элдарнские порты, туда, где была пришвартована «Фалканская танцовщица». Только тут Версен заметил малакасийский флаг, безжизненно обвисший на мачте, поскольку ветра не хватало даже на то, чтобы хоть шевельнуть его полотнище. Впрочем, подумал Версен, вряд ли кому-то нужно увидеть этот флаг, чтобы понять, что данное судно принадлежит имперскому военному флоту принца Малагона.

Чуть обернувшись, он прошептал:

— Ты что-нибудь в кораблях понимаешь?

Брексан снова приняла прежнюю позу — прижалась к его спине и обняла его руками: такое положение казалось ей наиболее безопасным и удобным. Однако даже говорить ей было трудно; каждое слово причиняло боль, и она, казалось, отдала бы сейчас хоть десять двоелуний собственной жизни за горсточку листьев керлиса.

— Ну, во всяком случае, мне ясно, что перед нами довольно большой корабль, — шепотом ответила она Версену. — А что? Ты разве совсем в кораблях не разбираешься?

— Я, между прочим, дровосек, — довольно язвительно, но по-прежнему тихо сообщил он. — И понимаю одно: это судно обшито деревом, таким же, какие я добывал в лесу. Это единственное, что я действительно знаю. И как-то не особенно стремлюсь узнать больше ни о судах, ни о судовождении.

Брексан еще крепче прижалась к нему.

— И я вряд ли стала бы обвинять тебя в том, что тебе этого не хочется. Но я почти уверена: если мы погрузимся на этот корабль, то, скорее всего, поплывем в Малакасию.

— Я так и думал, что ты это скажешь, — ответил Версен с кривой ухмылкой. — Что ж, похоже на правду.

Когда они добрались до конца пирса, Версен увидел, что команда шхуны полностью состоит из малакасийцев, но одетых не в форму, а в какие-то пестрые лохмотья.

— Но это же не военное судно! — удивленно произнес он. — Не моряки, а сброд. Такое только на торговом судне возможно.

Брексан смотрела, как целая орда матросов и грузчиков занимается размещением товаров и оснасткой корабля, и, несмотря на тревожные мысли о будущем, испытывала почти восторг от предстоящего плавания по Равенскому морю.

— Судя по тому, сколько здесь всяких клетей и тюков, — сказала она, — мы явились запоздалой и весьма нежелательной добавкой, поскольку судно и так уже здорово нагружено. Да и жители этого города — если вспомнить, как они нас встретили, — вряд ли были рады нашему появлению.

Словно подслушав их разговор, к ним подошел какой-то приземистый, толстый, похожий на поросенка купец с заплывшими жиром глазками. Он прямо-таки истекал потом, то и дело промокая свою сверкающую лысину носовым платком и словно желая отполировать ее до ослепительного блеска. На нем был совершенно неуместный в такую жару щегольской шелковый костюм и изящная рубашка с брыжами.

Брексан догадалась, что это хозяин «Фалканской танцовщицы», хоть он и выглядел на борту этого торгового судна совершенно не к месту: слишком хорошо одет и слишком толст. Когда он повернулся к ней лицом, Брексан с трудом заставила себя не смотреть на огромную безобразную то ли родинку, то ли бородавку, торчавшую у него на внешней стороне ноздри.

Купец попытался о чем-то переговорить с Карном, но беседа с сероном явно не клеилась, и он разочарованно глянул в сторону пленников. Но все же подошел ближе и заговорил с ними. Голос у него был такой хриплый и неровный, словно вся глотка забита слизью.

— Вам обоим лучше сразу сказать, где этот волшебный ключ, — пробулькал он.

— У нас его нет, — ответил Версен.

— Где же он?

— Дома оставили. — Версен гневно сверкнул глазами, этот жирный тип вызывал у него отвращение. — Как ты можешь работать на оккупантов! Совсем честь позабыл? Стыд и позор!

— При чем здесь честь? И ничего позорного я в этом не вижу. Я — торговец, а дельце мне предложили выгодное. Принц хочет... — Толстяк умолк, словно пораженный тем, что подобные жалкие оборванцы могли понадобиться Малагону, затем продолжил: — Принц хочет, чтобы вас к нему доставили, и я вас к нему доставлю — причем за очень даже неплохую плату.

Он гнусно захихикал, и жирные складки так и заколыхались у него под подбородком. Брексан содрогнулась от отвращения.