Владимир Орлов - Альтист Данилов

– Зачем тебе?..

– Ну мало ли зачем… – уклончиво сказала Клавдия.

– Все-таки едешь в Англию?

– Пока нет. Да тут и не только английские правила, тут французские, прочие… Я, может, и без всякой перспективы. А так… Просто интересно…

– И что же ты написала бельгийской королеве?

– Это наш с ней секрет, – строго сказала Клавдия.

– Я вижу, что у тебя увлекательное занятие, – сказал Данилов, – и в моем участии нет никакой необходимости. В следующий раз я вряд ли поверю ночным звонкам. А теперь прошу принять уверения в моем глубоком уважении. С этим я раскланиваюсь.

Данилов встал. Он был сердит.

За стеной опять упала бутылка.

– Ну прости, ну извини, – чуть ли не взмолилась Клавдия. – Я тебе вчера не лгала. Мне и вправду было тошно.

И тут она расплакалась.

Данилов поначалу смотрел на Клавдию с недоверием – не новая ли это уловка удержать его при себе? Он хорошо знал, какие у Клавдии бывают глаза и какие губы, когда она фальшивит. Нет, выходило – страдания ее были искренними. Данилов расчувствовался.

– Было тошно, не хотелось жить… Я нуждалась в тебе!

– Что-нибудь случилось? – спросил Данилов.

– Ничего не случилось… А так… Тошно, и все… Бегаешь, крутишься, а зачем? Все мелкое… И все пустое!

Полчаса назад Данилов думал сказать Клавдии о сомнительности ее предприятий с изумрудами и дипломами, теперь он был готов расхвалить эти же изумруды и дипломы. Давно он не видел Клавдию такой – беззащитной, смятой жизнью, куда девалась ее победная уверенность в себе!

– Данилов, ушло бы все это! А жить бы просто и для чего-то, и чтобы кто-то верный был рядом! Хоть бы и ты!..

Данилов сидел растроганный, думал: «Может, и вправду стоило быть рядом с ней, а все остальное – ошибка?»

– Это со всеми случается, – сказал Данилов, – находит тоска, и все… Что же отчаиваться? Надо жить. У тебя ведь с будущим связаны большие надежды…

– Какие? – нервно спросила Клавдия.

Однако слезы уже высыхали на ее щеках.

– Ну какие… – осторожно сказал Данилов, – ты знаешь о них лучше меня… Или хлопобуды… Наконец, у тебя будет главная идея… Эта… достаточно сумасшедшая…

– А она осуществима?

– Не знаю… Я и о самой идее не знаю. Не знаю, что тебе на двадцать лет вперед припрогнозировали хлопобуды…

– Независимость! – горячо сказала Клавдия. – Вот моя главная идея!

– От чего независимость? От кого?

– Просто независимость! Независимость с большой буквы!

– Ну знаешь… – развел руками Данилов.

Больше он ничего не мог сказать.

Клавдия была в печали, но уже и энергия появилась в ее взгляде. Данилов чувствовал, что, если он сейчас станет соглашаться со словами Клавдии о неосуществимости ее достаточно безумной идеи, Клавдия сама ринется в спор и с ним, и с собственными словами. Это было хорошо, значит, она отошла от ночных тревог. Наверное, и отошла, раз писала письма королеве Бельгии. Слезы ее были, видно, явлением остаточным…

– А отчего эти женщины оказались вместе? – спросил Данилов, имея в виду портреты в рамке.

– Подумай…

– Странный набор…

– Стало быть, ты плохо знаешь меня, коли считаешь, что странный…

– Теперешнюю – возможно, что и плохо.

– Если все их свойства перемешать и слить в одной! Что было бы! Я б перевернула весь мир!

– У тебя вселенские масштабы?

– Данилов, какие во мне энергии и порывы! Если б ты знал! Но ведь все попусту… Все сгорит во мне… А я бы… Может, конечно, еще и выйдет что…

– Независимость тебе определили хлопобуды?

– Да. Но это тайна. Молчать о ней – в твоих же интересах. Как и в моих.

– Хлопобуды – серьезные люди?

– Они очень серьезные люди.

– Я уже чувствую, – вздохнул Данилов.

– С чего бы вдруг? Ты им не вредил?

– Пока нет.

– Не вздумай вставать у них на дороге. Сметут!

– Не пугайся. Я хожу по другой дороге.

– Но если они позовут в очередь, соглашайся немедля!

– Зачем?

– Из вашего театра люди стоят. Знают зачем.

– Кто же это?

Данилову очень захотелось, чтобы Клавдия назвала альтиста Чехонина. Она его и назвала. Еще, по ее словам, в очереди стояли виолончелист Туруканов и один из дирижеров, фамилию его Клавдия не помнила, но знала, что он – дирижер.

– Надо подумать, – сказал Данилов.

– Тут и думать нечего! Ты человек легкомысленный, что тебе будущее! Конечно, ради музыки в очередь вставать глупо. Но хлопобуды и тебе поставили бы прогнозы, возможно, нашли бы и главную твою идею. Ты стал бы жить серьезнее! Нет, ты встань! Ты хоть мне будешь помогать!

– Но откуда брать деньги на взносы?

– Приработаешь!

При воспоминании о пятнадцати рублях разговор об очереди стал Данилову неинтересным. Да и не собирался он вставать ни в какую очередь! Ему бы теперь вести разговоры с Переслегиным и Чудецким, а он занимался пустой болтовней с Клавдией. Эка Клавдия умеет его прихватывать! А главное – он сам, при всех своих попытках освободиться из-под ее власти, при всех своих горячих внутренних монологах, является и является к ней! Конечно, она напугала его своим ночным звонком. Но что пугаться! Есть у нее утешители. И Войнов среди прочих. Да, наконец, и дамы, собранные в рамке, способны, видно, развеивать сомнения Клавдии. Что он ринулся сюда? Неужели у него и вправду есть потребность во встречах с ней? Или он стал больше уважать ее, в особенности теперь, когда узнал о ее страстях и вселенских намерениях? А ведь она ни разу не заговорила ни о его заботах, ни о его музыке. Но, может, оно и хорошо, что, встречаясь с Клавдией, он на время забывал о музыке? Может, в этих забвениях есть нечто необходимое и целительное? «Не знаю, – сказал себе Данилов, – не знаю…» Но пора б ему было и знать.

– Это у тебя золото? – спросил Данилов, имея в виду медальон, висевший на гвоздике под портретами замечательных женщин.

– Золото, – сказала Клавдия. – К счастью, есть у меня друзья, способные делать и такие подарки.

В словах ее был упрек, но Данилов упрек не принял. Он пошел было к двери, однако Клавдия сняла с гвоздика медальон, открыла его, протянула Данилову. К задней стенке медальона была приклеена фотография попугая с плеча Ростовцева, да и локон, лежавший в медальоне, был определенно от Ростовцева. Данилов поглядел на Клавдию.

– Да, – сказала Клавдия. – Эта вещь – особенная.

Данилов подумал: «Тут и не в вещи дело!» Медальон со стены Клавдия сняла не зря. И уж явно не зря она открыла его и протянула ему.

В соседней комнате упала бутылка, покатилась по полу.

Клавдия проводила Данилова к двери. Заметила вдруг:

– Ба! Да я не заставила тебя снять ботинки! Ты наследил! В следующий раз снимай сразу!

Данилов поглядел на пол, но не обнаружил никаких следов. «Снимай! – подумал он. – Как же! Нашла дурака. Этак при увлечениях Войнова останешься без шнурков».