Грегори Магвайр - Ведьма: Жизнь и времена Западной колдуньи из страны Оз

— Это тоже любовь… но к стране, — задумчиво сказал юноша, потом опомнился и вскочил со стула. — Не хотите ли присоединиться ко мне? Пожалуйста, садитесь. Если, конечно, вам можно — без сопровождающих.

Эльфаба села и позволила Боку заказать для нее чай. Выглядела она бледнее обычного. В руках держала бумажный сверток.

— Посылка сестре, — объяснила Эльфаба, проследив за его взглядом. — Она, как и моя соседушка, любит яркие наряды. Вот купила ей платок на базаре: красные розы на черном фоне.

— Я не знал, что у вас есть сестра, — сказал Бок. — Разве она тоже играла с нами в детстве?

— Нет. Нессароза младше меня на три года. Скоро приедет в Крейг-холл.

— Она такая же сложная, как и вы?

— Да, непростая, но это отдельная история. Нессароза больна, и довольно тяжело. Даже наша кошмарная Кашмери не вполне еще знает, насколько тяжела эта болезнь. Но ничего, я уже повзрослела; надо будет — защищу. В порошок сотру любого, кто попытается обидеть мою сестру. Судьба и так ее не пожалела.

— А с кем она живет? С матерю?

— Мама умерла. Считается, что за Нессой ухаживает отец.

— Считается?

— С ним тоже не все так просто. Папа — весь в религии. — Эльфаба провела одну ладонь кругом над другой — жест, означавший, что можно сколько угодно крутить жернова, но если зерна между ними нет, муки все равно не получится.

— Тяжко вам. От чего умерла ваша мама?

— Умерла во время родов. Ну все, хватит обо мне.

— Тогда расскажите о профессоре Дилламонде. Говорят, вы у него работаете.

— Лучше вы расскажите, как продвигается борьба за ледяное сердце Галинды.

Вопрос вернул мысли Бока в привычное русло.

— Я ни за что не отступлюсь! Стоит ее увидеть — и во мне все пылает, я прямо сгораю от любви. Не могу говорить, ясно думать — я словно засыпаю и вижу сны. Вы меня понимаете?

— С трудом. Мне никогда ничего не снилось, — призналась Эльфаба.

— Неужели нет никакой надежды? Галинда хоть допускает мысль, что ее чувства ко мне могут измениться?

Эльфаба оперлась локтями о стол, положила подбородок на руки и переплела пальцы так, что только вытянутые указательные прижались к ее тонким сероватым губам.

— Знаете, Бок, — задумчиво сказала она. — Галинда уже начинает мне нравиться. Сквозь ее самообожание иногда проглядывает ум. Она умеет думать. Если запустить ее мозги в работу и слегка направить в нужное русло, Галинда и о тебе, наверное, задумалась бы, и даже с приязнью. Так мне кажется. Всего лишь кажется, я не знаю наверняка. Но когда она снова становится собой — кокеткой, способной тратить по два часа в день на завивку своих драгоценных волос, — то все, разумная Галинда как будто запирается в какой-то каморке и перестает общаться с миром. Как будто прячется от сложностей жизни. Для меня это странно. Я, может, и сама не прочь сбежать от действительности, вот только не знаю как.

— Вы слишком резки и несправедливы к ней, — осуждающе сказал Бок. — Если бы Галинда услышала ваши слова, то пришла бы в ужас.

— Я просто говорю как есть, по-дружески. Хотя, конечно, у меня не так много опыта в дружбе.

— Ничего себе по-дружески! Вы и Галинду считаете подругой — а так о ней отзываетесь!

Несмотря на раздражение, Бок был вынужден признать, что разговор с Эльфабой получился гораздо живее всех его прошлых попыток побеседовать с Галиндой. Он боялся оттолкнуть Эльфабу своим осуждением.

— Расскажите мне лучше о профессоре Дилламонде, — добавил он важно, голосом отца, — а я закажу еще чаю.

— Полегче с чаем, я еще этот не выпила, чего деньгами сорить? Я и так расскажу о Дилламонде. Если вас, конечно, интересует мое мнение.

— Простите, я не хотел вас обидеть. Ну, не сердитесь. Сегодня такой хороший день, и мы не в университете. Кстати, как это у вас получилось вырваться одной? Мадам Кашмери знает?

— А вы как думаете? — улыбнулась Эльфаба. — Беру с вас пример. Когда выяснилось, как легко пролезть к нам в Крейг-холл, я решила, что и выбраться будет несложно. Все равно меня никто не хватится: меня и так никто не замечает, а моего отсутствия — и подавно.

— Как-то не верится, — ухмыльнулся Бок. — Вряд ли вы сливаетесь со стенами. Но что профессор? Он мой кумир.

Эльфаба вздохнула и отложила посылку, готовясь к долгому рассказу. Профессор Дилламонд пытался выяснить естественнонаучным путем разницу между зверями, Зверями и людьми. Существующая литература по этому вопросу, как выясняла в библиотеке Эльфаба, полна духовно-нравственными рассуждениями, которые не выдерживают никакой критики.

— Наш университет, если вы помните, когда-то состоял при монастыре, поэтому, несмотря на кажущуюся открытость ученых новым идеям, религиозные настроения слишком сильны.

— Я тоже верующий и не вижу в этом противоречий, — возразил Бок. — Безымянный Бог мог открыться разным созданиям, не обязательно только людям. Или вы говорите о том, что унионистские трактаты оттесняют Зверей на второй план?

— Так считает Дилламонд, и при этом сам он унионист. Объяснил бы мне кто-нибудь этот парадокс. Нет, я его очень уважаю, но меня больше захватывает политический аспект работы. Если профессору удастся доказать наше биологическое единство, подтвердить, что принципиальных различий между человеческой и Звериной плотью нет, что мы суть одно, — ну, понятно, что из этого следует.

— Нет, — признался Бок. — Непонятно.

— Ну как же? Чем оправдать запреты на передвижение Зверей, если профессор Дилламонд научными методами докажет, что никакой разницы между людьми и Зверями нет?

— Ах вот оно что! Но это же так наивно!

— Почему это? На каком тогда основании Гудвин будет держаться за свои законы?

— Да разве ему нужны основания? Утвердительную палату он уже распустил. Вряд ли Волшебник прислушается к доводам даже такого мудрейшего из Зверей, как профессор Дилламонд.

— Обязан прислушаться! Должен же он следить за развитием науки! Вот как Дилламонд выведет свое доказательство, так сразу и начнет писать Гудвину и призывать его к пересмотру запретов. Ну и конечно, постарается, чтобы все Звери в стране узнали о его открытии. Профессор ведь не дурак — противостоять Гудвину в одиночку.

— Я и не говорил, что он дурак. Но как по-вашему — близок ли он к открытию?

— Откуда я знаю? Он мне не докладывает. Я всего лишь его помощница. Лаборантка. Секретарша. Сам-то он копытами писать не может, вот я и пишу под диктовку, собираю материалы, бегаю в нашу библиотеку, смотрю источники.

— Наша библиотека лучше бы для этого подошла, — заметил Бок. — Но даже в книгохранилище Колледжа трех королев, где я сейчас работаю, кипами лежат монашеские работы по жизни растений и животных.

— Я, конечно, не очень привычно выгляжу, но вход в библиотеку мужского колледжа для меня закрыт. А с нынешними запретами — для профессора Дилламонда тоже. Поэтому все ваше богатство — для нас несбыточная мечта.