Маргит Сандему - Невыносимое одиночество

Биргитта не видела ее, когда они встретились на пути к дому. Никто в этой семье не видел ее — никогда. Возможно, вообще никто не видел ее в течение двух с половиной столетий, когда тело ее покоилось в маленькой капелле, а дух охранял имение.

Ее видел только Микаел Линд из рода Людей Льда.

Нет ничего удивительного в том, что он всегда замерзал в ее присутствии. Не удивительно, что она могла стоять на вот-вот готовой упасть галерее — и обвала не происходило. Микаел был уверен в том, что она желала смерти своим так называемым родственникам. Но эта попытка оказалась неудачной.

Она явно благоволила к законному хозяину имения, запертому и обреченному на смерть. В этом Микаел одобрял ее намерения. Вопреки всему, ему удалось спасти две человеческие души, хотя он был близок к тому, чтобы лишить жизни двух других.

Порыв ледяного ветра в доме… Вспыхнувшее пламя… Это была ее работа, он мог бы присягнуть в этом, хотя он и не понимал, как все это произошло. Ведь она вряд ли хотела поджечь свой собственный дом. Нет, это была просто случайность.

Его мысли бежали дальше, приводя его в смущение и замешательство. У него голова шла кругом, он был просто болен от всех этих непостижимых событий, происшедших ночью.

Подойдя к ненавистной ему казарме, он спрятал щенка под шинель.. Караульный спросил пароль, он ответил. И поскольку караульный был рядовым, он не осмелился сделать выговор Микаелу, хотя на лице его было ясно написано, что он думает про офицера, возвращающегося домой на рассвете — с таким бледным лицом, будто он видел саму смерть, и насквозь продрогшего.

В лагере был уже объявлен подъем. Пробормотав что-то в ответ на приветствия, он бросился на свою кровать. Как офицеру, ему полагалась кровать, конфискованная в доме. Солдаты же спали на полу, не снимая пропахшей потом одежды.

— Что это с тобой? — поинтересовался лейтенант, его сосед по комнате.

— Я сам не знаю, — ответил Микаел, изумленно глядя на свои дрожащие руки.

— Где ты пропадал всю ночь? И что это у тебя там, черт возьми? Собака?

Микаел крепче прижал щенка.

— Это мой пес. Только мой! Не отнимайте его… у меня!

— Ничтожная маленькая псина. Неужели она представляет собой какую-то ценность?

— Это моя, моя собака… — возбужденно повторял Микаел, приподнявшись на локте. — Это жизнь! Понимаешь? Жизнь нужно защищать в этом дьявольском мире…

Его товарищ быстро вышел из комнаты. Микаел остался лежать, дрожа всем телом и лихорадочно гладя щенка.

Лейтенант быстро вернулся вместе с командиром и военным врачом.

— Что происходит? — спросил майор. — Что с тобой, Микаел?

Тот не в силах был ответить. Стуча зубами, он настороженно уставился на них. Никто не смел отнимать у него щенка!

— Возьми себя в руки, — сказал майор. — Мы получили известие о том, что царские войска стоят на Чудском озере. Мы должны сняться с места и скакать во весь опор в Польшу, чтобы предупредить короля Карла Густава. Наше подразделение будет воевать в Польше.

В голове у Микаела стучало и звенело, мысли кружились, как в водовороте, из груди рвался наружу крик. Военный поход. Еще несколько месяцев, возможно, год такой жизни, которая с самого начала была для него мучительной. Прочь из этого городка! Я хочу, я должен уйти отсюда! Да, сегодня я покидаю этот город. Но идти на войну… Грязь, вши, болезни, убийство, смерть, пошлые шутки, люди, с которыми мне противно находиться рядом, приказы, выполнение приказов, приказания другим, невозможность быть самим собой, невозможность распорядиться своей жизнью, подчинение приемному отцу, повлекшее за собой неудачи и бесполезную трату времени, бессмысленная жизнь, иллюзорные устремления, общение с призраком, с Биргиттой, этим ничтожеством, — и война, война, война…

— Нет!

Он услышал доносящийся откуда-то душераздирающий крик, от этого непрерывного крика у него кололо в легких, он боролся с набросившимися на него людьми, желавшими усмирить его, их было много, они что-то кричали ему на ухо, но его крик был громче, щенок выл где-то от страха, потом его ноги связали, руки завели за спину, он чувствовал на своих щеках слезы, позорные слезы, но был не в состоянии остановить их.

— Не отнимайте у меня собаку, — выл он, — не отнимайте у меня собаку! Она нуждается во мне! Она нуждается во мне…

Наконец вокруг него воцарилась тишина.

Возле его кровати сидел военный врач — суровый, видавший виды человек, никогда не дававший солдатам поблажки, если те увиливали от боя. Но на этот раз врач видел, что случай серьезный.

— Ну, Микаел? Теперь ты можешь говорить спокойно? Что с тобой?

— Четыре года. Четыре года я вел жизнь, ненавистную мне с самого начала. Я больше не могу.

Военный врач не счел нужным комментировать его слова.

— Что же на тебя так подействовало?

— Где моя собака?

— Пес нагадил на полу и его вышвырнули вон.

Микаел снова впал в панику. А что, если они… Он сделал попытку встать.

— Принесите его сюда! Немедленно!

Его нервозный страх убедил военного врача: вздохнув, тот нехотя встал.

Пришел солдат со щенком, и Микаел попросил, чтобы его положили у него в ногах. Военный врач снова сел.

— А теперь рассказывай!

Микаел почувствовал, как щенок привалился к его коленям, и это успокоило его.

— Случилось что-то… — он замялся. — В имении… Что-то настолько абсурдное и немыслимое, что ты наверняка будешь смеяться надо мной. Нужно пойти туда и схватить преступников, пытающихся отнять имение у хозяев и убить их. Я обещал.

Военный врач с сомнением отнесся к его словам.

— Но ведь мы сегодня покидаем город. Не кажется ли тебе, что они сами могут справиться с этим?

— Да, — сказал Микаел после некоторой паузы. Он был таким усталым и разбитым, что едва мог говорить. — Но вы должны были узнать об этом, я обещал, что…

— Хорошо, мы пошлем в город двух людей с сообщением о том, что русские наступают.

— Сделайте это! Немедленно!

Врач вышел и тут же вернулся.

— Я дал распоряжение, — успокоил он Микаела. — Но что нам делать с тобой, Микаел? Ты не в состоянии скакать много миль.

Волна страха нахлынула на него. Его оставят здесь? Здесь, в этом городишке, под исходящим криком небом? С призраком, преследующим его по пятам, с Биргиттой, вызывающей в нем протест, отвращение и стыд? Навсегда остаться в городе, который был проклят, и только он один знает, почему…

— Нет, я могу поехать, — хрипло проговорил он. — Не бросайте меня одного в этом дьявольском городе! Я могу скакать верхом, теперь я успокоился.

Военный врач скептически посмотрел на него.

— Я согласен, что четыре года для тебя — это слишком много. В армии есть солдаты, которые двадцать лет не были дома, но они сделаны из другого теста. Ты же не родился солдатом, нет! Ты — это что-то другое, Бог знает, что! Не думаю, что армия сейчас очень нуждается в тебе. Так что мы решили отправить тебя домой.