Маргит Сандему - Невыносимое одиночество

Он был бездомным сиротой, не имеющим своего лица.

Анетта де Сент-Коломб?

Нет, нет, он не хочет жениться, не может думать о ней как о своей жене. Эта маленькая, богобоязненная, добродетельная мамзель! В любом случае, слишком рано, слишком рано! Но он знал, что браки устраивают родители и опекуны, при этом часто в очень юном возрасте, чуть ли не с пеленок. Анетта де Сент-Коломб была для него такой партией, о которой он и не смел мечтать.

Его прошиб пот. А ведь у него были свои представления о любви и привязанности.

— Давайте сначала спросим ее, — осторожно сказал он.

Граф с облегчением вздохнул.

— По крайней мере, ты не говоришь «нет».

На красивом лице Микаела появилась болезненная улыбка.

— Вы же знаете, что я во всем полагаюсь на вас обоих. Вы оба хотите мне только добра. К тому же…

— Что?

— К тому же было бы приятно лишить старого развратника такого лакомого кусочка!

— Хорошо сказано, Микаел, — одобрительно произнес граф и положил ему руку на плечо. — Пойдем к Анетте.

Маленькая Анетта де Сент-Коломб энергично вытерла слезы и быстро поднялась с колен, когда в ее богато обставленную комнату вошли гофмаршал, его жена и приемный сын. Она выслушала их предложение в великом смущении.

Микаел Линд из рода Людей Льда? Возможно ли, чтобы один из элегантнейших юношей двора захотел на ней жениться? Освободить ее от кошмаров! Все, кто носил штаны, казались ей настоящими чудовищами. Но если уж и придется подчиниться их устрашающим наклонностям, то лучше отдать предпочтение этому молодому монстру.

Сердце ее тяжело стучало, она долго не осмеливалась взглянуть на него. И все же взгляд ее, помимо ее воли, скользнул в его направлении, по его фигуре, и она содрогнулась при мысли о том, что кроется под этой красивой одеждой… Она стыдливо отвела взгляд и так рьяно уставилась в глаза Марки Кристины, что перед глазами у нее зарябило.

— Твой опекун официально просил твоей руки? — спросил граф.

— Да. Можно сказать, просил… Он просто заявил, что через несколько недель приедет и заберет меня домой как свою невесту. Вот его письмо.

— Ты еще не получала этого письма, — решительно произнесла Марка Кристина. — Мы ничего не знаем о его планах. Сейчас мы с Габриэлом сядем и сочиним письмецо, поставим его перед свершившимся фактом, а через неделю вы поженитесь, и сразу после этого Габриэл заберет Микаела в армию. Так что, когда твой опекун приедет, он уже ничего не сможет сделать. Если он вообще приедет. Пусть сначала получит наше письмо.

— А не может ли он объявить наш брак незаконным, — дрожащим голосом спросила Анетта, — учитывая то, что я не получила его благословения?

Габриэл Оксенштерн прикусил губу.

— Думаю, эту проблему мы сможем решить, — сказала Марка Кристина. — Мертвому не повредит, если я скажу, что Якоб де ля Гарди, которого можно считать здесь твоим опекуном, поскольку ты жила у него, хорошего мнения о Микаеле. Мы скажем, что маршал давно уже дал свое согласие.

— Ой-ой! — воскликнул Габриэл. — Ты с ума сошла! Так это не делается! Разве ты не можешь попросить об этом его жену?

— Нет, — отрезала Марка Кристина. — Она так занята своим собственным сыном, что не хочет замечать ничего вокруг. К тому же у Анетты с ней не очень хорошие отношения.

Женой маршала Якоба де ля Гарди была Эбба Браге, юношеская любовь Густава II Адольфа, а ныне мать четырнадцати детей Якоба. Ее любимым сыном был Магнус Габриэл де ля Гарди, высокомерный и заносчивый дворянин, пользующийся благосклонностью королевы Кристины. Большинство же дворян избегали его, поскольку выносить его тщеславную и поверхностную натуру было нелегко. Его мать Эбба была не настолько слепой, чтобы не видеть, что он окружен врагами — и все ее мысли вертелись вокруг любимого сына. К тому же графиня Эбба в старости стала чересчур придирчивой и надменной, так что она вряд ли одобрила бы низкое происхождение Микаела.

— Но мы не можем говорить неправду о мертвом, — сказал Габриэл.

— Но это всего лишь наполовину ложь, — непринужденно заметила Марка Кристина.

— Я запрещаю делать это, — сказал ее муж. — Знаешь, Марка, твоя мораль подчас…

«Они обсуждают это без нашего участия, — подумал Микаел. — Я не хочу, не хочу! И хочет ли этого девушка? У нее такой вид, будто она думает, что я ее съем!»

Он бросил на нее быстрый взгляд. Она сидела, опустив заплаканные глаза, из носа у нее текло, платок, зажатый в руке, был мокрым. Лицо ее казалось окаменелым и бескровным, рот был по-девически плотно сжат, спина неестественно выпрямлена. Нет, она абсолютно не в его вкусе.

Прожить с ней всю жизнь?

Но он не мог пойти на попятную. Микаел не был способен обидеть кого-то. Она явно не желает этого, он же выполняет волю приемных родителей.

У Анетты были сходные мысли. Чего он хочет? Об этом он не говорит. Он не проявляет особого рвения. Но если уж ей предстоит выбор, она легко сделает это. Ее трясло при одной мысли о ее французском опекуне. Свисающий до колен живот, многочисленные подбородки, лысина под париком, гнилостное дыханье. В нем не было ничего симпатичного! Черные, навыкате, глаза, преследующие всех молоденьких девушек, неряшливая одежда, чавканье и отрыжка во время еды, хвастовство богатством и происхождением.

Впрочем, она не думала, что он по-прежнему богат, она слыхала, что он промотал фамильную собственность, поэтому теперь и охотится за ней…

Микаел?.. Она пыталась мыслить ясно, пыталась отвлечься от всего того ужасного, что кроется у него под одеждой… Конечно, он был не столь состоятелен, как она, далеко не так знатен. Его мать, графиня Брейберг, была из очень знатного рода, но отец его не был дворянином. Так что для Анетты это было: скачком вниз.

Что сказала бы на это ее любимая матушка? Та, что считала смертным грехом недворянское происхождение.

И все же у нее была маленькая, слабая надежда. Микаел был добрым, она это знала. Немного простоват и явно не увлечен ею. До сегодняшнего дня он не казался ей опасным. И вот теперь он просит ее руки!

Анетта была в полном замешательстве.

Она повернулась к Марке Кристине. Голосом, которому надлежало быть надменным, но который прозвучал как всхлип перед плачем, она сказала:

— Является ли господин Микаел истинно верующим?

— Разумеется, — торопливо ответила графиня, считая, что понятие «истинной веры» весьма относительно.

Ее ответ подействовал успокаивающе на Анетту, и она импульсивно пробормотала на своем франко-шведском языке:

— О, я надеюсь, вы делаете это не из жалости и сострадания? Этого я бы не вынесла!

На миг потеряв самообладание, супруги умоляюще взглянули на Микаела.

Микаел вздрогнул, но тут же взял себя в руки.