Маргит Сандему - Ангел с черными крыльями

— Мне хотелось произвести впечатление, — кокетливо произнесла она. И, вдруг смутившись, сказала: — Нет, это не так. Просто ты нравился мне. Вот и все. Мне не хотелось, чтобы ты относился ко мне, как к ребенку.

Он пристально посмотрел на нее, словно не веря тому, что услышал.

— Я никогда не смотрел на тебя, как на ребенка, — медленно произнес он. — Только не как на ребенка.

Тула стояла в дверях, прислонившись к косяку. Руки ее были за спиной, словно у стеснительной девочки, которая должна войти и поздороваться с гостями.

— Я… должна сказать тебе еще кое-что.

Эти слова заставили его мысленно покраснеть. Оба почувствовали неловкость. И он с облегчением вздохнул, когда она сказала:

— Теперь я пришла не только для того, чтобы попрощаться с тобой. Я пришла потому, что нуждаюсь в твоей дружбе и в твоем понимании. Нуждаюсь в общении с тем, кто принимал бы меня такой, как я есть. Нуждаюсь в утешении… Хотя все должно было быть наоборот! — с усмешкой добавила она. — Это ты нуждаешься в помощи. Слава Богу, что на этот раз я пришла вовремя!

— Да, я очень благодарен тебе. Мне больше не хочется умирать. В чем же тебе нужна моя поддержка? В любом случае ты получишь ее.

— Спасибо! Теперь мне не о чем горевать.

— Все-таки расскажи, что тебя тревожит…

Да, она знала теперь, что значит для него ощущение того, что кто-то нуждается в нем. Сев на край постели, она взяла его за руку.

— Мягко говоря, я чувствую себя подавленной, Томас. Я совершила глупость, и все сердятся на меня. И я не могу тебе рассказать, в чем тут дело…

— В каком-то мужчине? — неуверенно спросил он, пугливо посмотрев на нее.

— В мужчине? — с горьким отчаянием усмехнулась Тула. — Нет, Томас, того урода нельзя назвать мужчиной. А вообще-то это совершенно непонятно для тебя… Помнишь, я как-то говорила, что принадлежу к удивительному роду?

— Ты как-то упоминала об этом мимоходом, — неуверенно сказал он.

— Ах, ты не представляешь себе, что это за странный род! Но ты видел Хейке…

— Да. И тот… кого ты не можешь назвать мужчиной, тоже принадлежит к твоему роду?

— В определенном смысле. Но если ты думаешь, что это любовная история, ты ошибаешься. Тот уродец старый. Просто древний!

Она задумалась, и когда снова вернулась к действительности, ее знобило. Вздохнув, она сказала:

— Томас, ты обладаешь способностью вытягивать из меня все мои тайны. У меня есть другая причина, чтобы больше не приходить сюда. Ты прекрасный человек, лучший из всех, кого я встречала. И я не иду ни в какие сравнения с тобой. Я плохой человек, Томас.

— В это я не могу поверить!

Она посмотрела ему в глаза. На ресницах ее были слезы.

— Нет, я не просто плохой человек, я к тому же еще и сумасбродка. И именно на тебя я положила глаз! Ты позволишь мне опять придти к тебе?

Он взял ее за руки.

— Это единственное, о чем я мечтаю!

— Нет, ты не должен так говорить, — жалобно произнесла она. — Не жди от меня ничего, я не должна для тебя что-то значить! Но могу ли я навестить тебя, когда вернусь из Норвегии?

— Конечно! Обещаю ничего не требовать от тебя! Тула кивнула.

— Тогда я приду. И, возможно, однажды…

— Что же?

— Возможно, однажды я расскажу тебе все. О себе и о своем жутком происхождении. Он внимательно посмотрел на нее.

— Ты так дорога мне, что я могу читать каждую линию на твоем лице. И теперь я вижу, что ты вся в напряжении… словно… скрипичная струна, — с улыбкой добавил он, но тут же снова стал серьезным. — Думаю, что ты теперь на пределе, и все из-за того, что что-то произошло. И все, что тебе требуется сейчас, так это поплакать. Здесь, у меня.

— Да, да, — горячо воскликнула она. — Но теперь на это нет времени. Ах, Томас!

— Ты могла бы написать мне? Я ни разу в жизни не получал писем.

— Ты умеешь читать? — подозрительно спросила она.

— Нет, я никогда не учился ни читать, ни писать, — огорченно признался он. — Я знаю только ноты, но это здесь вряд ли поможет.

Тула засмеялась.

— Нет, я не думаю, что смогу изъясняться нотами. А в последнее время я вообще плохо отношусь к ним.

Томас удивленно посмотрел на нее, но она непринужденно добавила:

— За тобой будут ухаживать. Так значит, ты всерьез принимаешь мою угрозу — что я как-нибудь приду к тебе?

— Это вовсе не угроза, — ответил он, — это обещание.

Теперь все казалось ему светлым, чудесным, безоблачным. К тому же теперь у него была чистая постель и теплая еда. Материальная сторона жизни вовсе не стоит того, чтобы ее презирали, в особенности те, у кого ранима душа.

— И когда ты придешь, Тула, — продолжал он, — мы поговорим обо всем, и ты не должна печалиться. Мне хотелось бы узнать о тебе все!

— Пусть это поможет тебе и утешит, — сказала она еле слышно, почти про себя. Она вовсе не собиралась рассказывать ему о себе все! О том, что в прошлый раз, когда ей было пятнадцать, ее привлекало его тело. О своих прошлых похождениях…

И, сама не замечая этого, она произнесла вслух:

— Это все равно, что наступить на иголку, ворошить пережитое.

Заметив его удивленный взгляд, Тула сказала с нервозной улыбкой:

— Ты слишком хорош, чтобы тебе в лицо бросали такое!

Пожав его руку, она вышла из комнаты, ощущая комок в горле.

И прикосновение к его небритой щеке надолго осталось в ее памяти.

На этот раз они без труда пересекли границу Норвегии. Страна больше не принадлежала датчанам, заключив союз со Швецией. Общего короля звали Карл, но настоящим правителем был кронпринц Карл Юхан, или Жан-Батист Бернадотт, как его правильно звали. И норвежский народ, как обычно, чувствовал себя игрушкой в руках власть имущих. Многие задавались вопросом, почему бы им не иметь собственного короля, неужели так необходимо обращаться за этим к шведам? И к тому же обеими странами правил теперь иностранец.

Но простые люди мало что понимали в происходящем. Они молча принимали все.

Зато теперь Норвегия получила собственную конституцию, подобную перу на шляпе, и все с почтением произносили имя Эйдсволда. Хотя у многих возникал вопрос: что в этом было, собственно, замечательного? Во многие уголки страны новости доходили с большим опозданием. Обедневшие крестьяне и нищие собирались кучками на улицах и утешали себя тем, что расквитались, наконец, с датчанами.

Выглянув из окна кареты, Тула воскликнула:

— Значит, это и есть Норвегия! Извините за непочтительность, но я не вижу тут никакой разницы!

— Это Эстфольд, мой друг, — сказала с улыбкой Винга, — и пейзаж здесь в точности напоминает шведский. Но уже видны норвежские горы. Ты бывала когда-нибудь в горах?

— Нет, никогда. Я едва помню округ Гростенсхольм, я была тогда совсем маленькой. Мама и дедушка говорили о норвежских горах с почтительным страхом. Они помнят о долине Людей Льда.