Маргит Сандему - Ангел с черными крыльями

— И такую внешность, как у меня? — сказал он. — Чтобы потом всю жизнь стараться сохранить самообладание, находясь лицом к лицу с человеческой ненавистью, направленной против тебя, как не похожего на них? Ты сама не знаешь, о чем говоришь!

— Да, я знаю, что ты имеешь в виду, — тихо сказала она. — Томас тоже пережил это. Хейке кивнул.

— Ну так что с коробкой? — спросил он. — Продолжай свои заклинания!

Тула так и сделала. Раз уже ее разоблачили, ей и самой захотелось узнать, на что она способна. И Хейке не был особенно удивлен, увидев, как коробочка сама по себе приподнялась над столом.

— Достаточно, — удовлетворенно произнес он, и коробочка упала на стол. — Теперь мне ясно, что нужно делать. Тула! — сказал он, печально глядя на нее и беря ее за руку. — После моей смерти ты будешь наследницей сокровищ Людей Льда, мандрагоры и сосуда с живой водой. Но сначала ты должна научиться пользоваться этим, научиться использовать их только в добрых целях. Думаю, для тебя это не трудно будет сделать, ведь ты сторонишься зла, или как? Думаю, что сторонишься. Я могу научить тебя ухаживать за больными, лечить и помогать страждущим. Иностранцы называют это белой магией. В противоположность черной магии, взывающей к дьяволу. У тебя целебные руки?

— Нет, думаю, что абсолютно не целебные.

— Это мы потом проверим. Ты должна знать, что сам я использую лишь те лекарственные средства, которые есть в наследственных запасах. И никогда, никогда не использую яды или колдовские снадобья. И ты не увидишь их, не узнаешь, где они спрятаны. Мандрагора останется при мне, пока я жив, а потом ты посмотришь, примет ли она тебя. Заранее об этом никто не знает. И сосуд Ширы с водой ты тоже не имеешь права видеть. Это не для тебя, потому что ты не пойдешь в долину Людей Льда.

— Почему же нет? — ее вопрос прозвучал как вполне естественная реакция.

— Разве ты не видела, какую власть над тобой имел Тенгель Злой? Как ты могла подумать, что сможешь тягаться с ним?

— Да, ты прав. Хейке кивнул.

— Ты хочешь, чтобы я научил тебя лекарскому искусству?

— Да, конечно! Я буду тебе благодарна!

— Но тогда ты должна пообещать мне никогда не использовать свои способности в злых целях.

— Обещаю, — сказала Тула, не очень-то веря в подобные обещания. Но она питала такое глубокое уважение к Хейке, что обещала в глубине души постараться как можно дольше избегать таких экстравагантностей, как желать смерти тем, кто ей не нравится. Но об этом она молчала.

— Прекрасно, — сказал Хейке. — Тогда я напишу твоим родителям, что ты останешься здесь на несколько месяцев. А потом мы позаботимся о том, чтобы отправить тебя домой.

— Да, спасибо, — сказала Тула. Что ей еще оставалось делать?

— Ты наверняка знаешь, кто из наших предков является твоим личным защитником? У нас всегда было так, что кто-то за кого-то отвечает.

— Да. Виллему и Доминик, не так ли?

— Именно так. И тебе особенно повезло: оба они избранные. Тебе ведь известно, что избранные стоят гораздо выше нас, несчастных «меченых». Они являются избранными в силу своих прекрасных душевных качеств.

Тула кивнула с отсутствующим видом; она считала, что Хейке тоже обладает прекрасными душевными качествами, но ее занимало другое.

— Скажи мне, Хейке… Я много думала об этом, но не решалась спросить. Как ты думаешь, те, кто помогал нам в борьбе с Тенгелем Злым у меня дома, они знали, что я… «меченая»?

Как трудно было ей произносить это слово вслух! Но теперь она признала это, теперь она твердо была уверена в том, что она одна из «них». Мысль об этом была ей неприятна.

— Я уверен в том, что они знали об этом, — сказал Хейке. — И им было жаль тебя. Они хотели помочь тебе. Иначе разве стали бы они давать тебе таких выдающихся покровителей?

Значит, они знали! И ей от этого было не легче.

В тот же вечер у нее возникли осложнения с призраками.

И впоследствии она стала сомневаться в том, что с ней действительно произошло это. Все происходило в полумраке, как это бывает во сне, и сама она ощущала какое-то сонное равнодушие. Какие только странные вещи не происходили в этом доме!

Стоило ей только лечь в свою чудесную, пахнувшую свежестью постель, как она задрожала от испуга. В ее комнате находились четыре призрачные фигуры.

Для них не существовало ни дверей, ни прочих глупых человеческих выдумок. Это были четыре демона. Их перепончатые крылья были сложены за спиной.

Их взгляды, обращенные к ней, были суровыми и агрессивными, без малейшего намека на юмор.

«Хейке, помоги…» — подумала она.

На миг ею овладела ярость. Но она вспомнила слова Хейке. Этих четверых не стоило гневить. Они были опасны и непостижимы.

Господи, ну и вид же был у них! Эти… эти огромные… Уфф!

Тем не менее, она чувствовала ярость и, поджав губы, отвернулась.

Собрав все свое мужество, сидя на постели с поднятыми под одеялом коленями, она вежливо произнесла:

— Добрый вечер, уважаемые господа! Что вам угодно?

Безумные слова! Что теперь будет?

Они пристально и холодно разглядывали ее. Ей рассказывали, как однажды судья Снивель был растерзан на куски призраками — и она затрепетала от страха. Он был их весенней жертвой, но теперь был уже конец лета, подумала она с юмором висельника.

Один из них сделал ей знак, чтобы она встала.

Дрожа от страха, Тула поднялась с постели.

Их половые члены медленно поднялись. Достигли немыслимых размеров. Она издала вопль, затаила дыханье.

Еще одно движение руки: они желали, чтобы она разделась.

Взявшись за подол ночной рубашки и комкая его от страха, Тула произнесла дрожащим голосом:

— Уважаемые господа, вы можете увидеть, как я сложена. Но не более того, я убедительно прошу вас понять это. Для этого я не предназначена, и моему родственнику Хейке и другим могущественным духам из рода Людей Льда, под покровительством которых я нахожусь, это не понравится.

Они не отвечали. Думая о близком конце, она сняла через голову ночную рубашку и стала перед ними на постели, совершенно голая.

Они тщательно рассматривали ее, снизу доверху, облизывая при этом губы длинными красными языками. И впервые на губах у них появилась улыбка — удовлетворенная, наводящая ужас улыбка.

Им нравилось то, что они видели. Им очень нравилось это.

Тула была смертельно напугана: ни одна земная женщина не могла вместить в себя их темные, твердые, как камень, конские половые члены — они должны были это понимать!

Но, возможно, это их не волновало?

Один из них подошел поближе. Он нацеливался прямо на нее.

— Я прошу, не надо! — взмолилась она.

Страшно было смотреть на его лицо с такого близкого расстояния. Его глаза казались огненной преисподней, его верхняя губа приподнялась, и оттуда показались длинные, острые звериные зубы. И он улыбался многозначительной улыбкой, в которой не было ничего дружелюбного — наоборот, эта улыбка была дьявольской.