Маргит Сандему - Демон ночи

– О, есть те, кто обладает куда большей властью, – загадочно произнес он, но было заметно, что ему не по себе от собственных слов. – Ладно, живи в мире, мерзкая вшивая старуха…

– Я вовсе не вшивая, – завопила она, и спор возобновился снова. Но она настояла на своем, и это было важнее всего.

Разрыв был неожиданным и жестоким.

Члены семьи давно уже были обеспокоены поведением Ваньи.

Они видели, что она возбуждена и взволнована. Все шло из рук вон плохо: она вздрагивала при малейшем шорохе, заглядывала во все углы, словно опасаясь привидений, совершенно запустила учебу, под глазами у нее были синяки, словно она не высыпалась. Иногда пребывала в состоянии бурной радости, а иногда – в состоянии подавленности и страха. Она была совершенно неуравновешенной.

Когда Агнета получила письмо от своей матери из Трондхейма, она собрала всех на семейный совет и предложила на время отправить Ванью к бабушке. Вдова священника из Трондхейма сама предлагала ей это.

– Так и нужно сделать, – сказала Агнета. – Наши друзья отправляются туда, так что у Ваньи будут попутчики.

– Отправить туда нашу маленькую Ванью? – скептически заметил Хеннинг. – Не слишком ли это смело?

– Думаю, ей нужно переменить обстановку. Ей здесь плохо, и я сама не понимаю, почему.

– У нее какие-то личные проблемы, – сказала Бенедикта. – Личные проблемы человек носит с собой, где бы он ни был.

– Это верно. Но мне кажется, что… что ее что– то мучает. Вернее: ее что-то волнует, занимает ее мысли настолько, что она просто теряется в повседневной жизни.

– Да, это именно так. И было бы очень мудро с нашей стороны дать ей возможность переменить обстановку. Но ты думаешь, ей будет хорошо у твоей матери? – спросил Хеннинг.

– Мы ее избаловали, думаю, вы согласитесь со мной. Моя мать будет с ней построже. А ей требуется жесткая рука, это пойдет ей на пользу.

– Да, конечно, ты права. Во всяком случае, так не может продолжаться дальше. Она хиреет день ото дня. Ты это хорошо придумала, Агнета.

Хеннинг вздохнул. Он был очень озабочен состоянием здоровья своей приемной дочери.

На следующий день за обедом взрослые переглянулись, и Агнета сказала:

– Дорогая Ванья… Нам кажется, что ты последнее время не совсем здорова. Она тут же съежилась.

– Я? Нет, со мной все в порядке.

– Ты слишком много сидишь взаперти, выглядишь усталой и измученной, у тебя плохая успеваемость в школе.

– Но я…

– Поэтому мы решили, что тебе нужно немного отвлечься от повседневной жизни.

У нее застучало сердце. Что они такое придумали?

– Ты помнишь бабушку, которая была здесь прошлым летом?

Бабушка? Да. Ванья слышала разговоры взрослых перед приездом старой дамы. О том, как бабушка и дедушка выгнали Агнету из дома, хотя она ухаживала за ними. Священник и его жена не могли смириться с тем, что их дочь Агнета ждет ребенка, хотя она была совершенно не виновата в том, что Ульвар изнасиловал ее. Хеннинг Линд из рода Людей Льда распахнул дверь своего дома перед несчастной молодой женщиной и женился на ней, признал Ванью своей дочерью, был хорошим отцом и мужем. Теперь священник умер, и его вдова приехала навестить свою дочь и внучку.

У Ваньи не было особенно близкого контакта с бабушкой. В сдержанной приветливой старухе чувствовалась какая-то надменность. К тому же в комнате у Ваньи жил маленький демон, что мешало ее беседам с богобоязненной бабушкой.

Погостив две недели, вдова уехала обратно в Трондхейм.

– Да, я помню, что бабушка была здесь… – пробормотала Ванья.

– Ты будешь ходить там в школу этой зимой и на следующий год, – продолжала Агнета. – Бабушка считает, что тебе следует поглубже изучить христианство и заняться самодисциплиной. Это поможет тебе лучше успевать по всем остальным предметам. У нее сложилось впечатление, что тебе здесь не очень хорошо. К тому же она живет одна и ей нужны помощники в доме.

– Но я не хочу…

Агнета прервала ее жестом руки.

– Это не имеет значения. Мы должны быть благодарны бабушке за ее любезное предложение. И она совершенно права, мы тоже беспокоимся за тебя. Ты уже несколько лет сама не своя. Так что я написала бабушке, что ты скоро приедешь, до начала занятий в школе. Не думай, что мы делаем это с легким сердцем, дитя мое, нам будет так не хватать тебя. Но ради твоего же блага…

Они продолжали говорить, мать и отец, Бенедикта и старый Вильяр. Белинда же была настолько слабой, что все время проводила в своей комнате, не решаясь больше садиться со всеми за стол. Ванья пыталась прислушаться к их разговору, но в ушах ее звенели собственные противоречивые мысли.

Наконец ей позволили уйти. Упаковать вещи.

Тамлин сидел на краю стола. За последние полгода он стал ростом с нее.

– Что с тобой? – недружелюбно спросил он. – Мне кажется, что ты хнычешь?

– Я уезжаю, Тамлин, – всхлипнула она.

– Уезжаешь? – спросил он, и лицо его стало каменным.

Она кивнула, закрыв рукой лицо. Она с трудом могла говорить.

– Мне придется уехать к бабушке в Трондхейм. Ходить там в школу. Года два, может быть, больше! Я уезжаю завтра утром.

Он долго молчал. Наконец он произнес своим обычным издевательским тоном:

– Хорошо, значит, твоя кровать будет в моем распоряжении.

Вошла ее мать, и она поспешно вытерла слезы.

– Не нужно плакать, – огорченно произнесла мать. – Вот увидишь, тебе там будет хорошо. Нам и самим не хочется отправлять тебя туда, но ведь нужно что-то делать, чтобы ты не была такой апатичной, равнодушной и страшно бледной. Возможно, там у тебя появятся новые друзья, с которыми тебе будет лучше, чем со старыми, ведь ты явно избегаешь их.

Глотнув слюну, Ванья пробормотала что-то неразборчивое. Агнета помогла ей собрать вещи. Ванья нервничала, потому что Тамлин постоянно крутился под ногами, отскакивая лишь в последний момент, чтобы позлить ее.

– Ах, Ванья, разве я не говорила тебе, что не следует бросать на пол постельное белье? Почему ты до сих пор не убрала его?

– Я забыла… – пробормотала она и быстро убрала постель, на которой Тамлин спал последние месяцы.

В этот вечер они молчали – она и Тамлин. Когда он залез к ней в постель – впервые после того, как она прогнала его – она не стала противиться этому. Она теперь нуждалась в его близости.

Они лежали на спине рядом. Им не о чем было говорить, Тамлин не решался даже дразнить ее, хотя был не прочь сделать это.

Ванье показалось, что он изменился – чисто физически. Она не могла сказать точно, в чем состоят эти перемены, но у нее создавалось впечатление, что его демонические – или, вернее, звериные черты стали мягче. Лицо уже не имело зеленоватого, змеиного оттенка, черты стали больше напоминать человеческие, язык не был так раздвоен.