Маргит Сандему - Демон ночи

Так что не говори мне о вожделении мужчин, бабушка, ты в этом ничего не понимаешь!»

В тот год, когда Ванье исполнилось пятнадцать, она решила поехать домой на летние каникулы. Но ей не разрешили. Бабушка находила ее упрямой, хотя это было совсем не так – просто она пару раз спокойно высказала свое мнение. Бабушка не пожелала отпускать ее домой. Она решила держать ее при себе, пока Ванья не станет образцовым ребенком – послушным, покорным и покладистым, как овечка, с головой, полной моральных принципов, нетерпимым к земным грехам и грешникам.

Ванья пришла в бешенство. Разумеется, она дала волю чувствам в своей комнате, на людях же ее лицо было мертвенно-холодным и бесчувственным, что вполне устраивало бабушку. Ее застывшая улыбка никого не могла задеть за живое. Но когда она бывала одна, она плакала от тоски по дому – и это касалось не только Тамлина, вовсе нет! Ей было очень плохо у бабушки, ей так хотелось снова увидеть своих любимых родителей, бабушку и дедушку, Бенедикту, Малин, Пера и Кристоффера. Правда, Кристоффер уже не жил дома, он учился на врача. Она так надеялась на летние каникулы! Ей так хотелось попасть домой, вздохнуть свободно, уговорить маму не отсылать ее больше в Трон-дхейм – но теперь всему этому не бывать.

Когда пришло известие о смерти дедушки Вильяра, Ванья была просто уничтожена этим. Ей не разрешили даже поехать домой на похороны, потому что она уже не могла попасть туда вовремя, так что и ехать было бессмысленно, как сказала бабушка. Дедушка! Ее добрый дедушка Вильяр умер, его больше нет, а бабушка Белинда прикована к постели и требовала постоянного ухода. Оба они, конечно, не настоящие родственники Ваньи, ее бабушкой и дедушкой были Сага и Люцифер, но никто так не заботился о растущем без отца ребенке, как Хеннинг и его родители. Она даже не попрощалась с дедушкой Вильяром! Эта мысль была для нее невыносимой.

В летние дни Ванья частенько удирала из дома рано утром, когда бабушка еще спала. Ей хотелось быть самой собой, а днем ей этого не позволяли. Днем она получала на каждом шагу наставления: сделай то-то и то-то, этого делать нельзя, так не ведут себя, держи молитвенник в левой руке, чтобы легче было приветствовать собравшихся в церкви людей… Она должна была посещать кафедральный собор в Нидаросе. Она сидела и осматривала своды потолка во время скучнейших проповедей, тайком посматривала на монаха возле галереи, и один раз ей даже показалось, что она видит под коричневым капюшоном пару злобных глаз…

Самым лучшим временем дня для нее было утро. Утро было для нее единственным крошечным оазисом в бесконечной пустыне наставлений и благочестивых поступков.

Около четырех-пяти часов утра она выходила из дома и гуляла по берегу Трондхеймского фьорда. Она надеялась, что сможет так залечить свои душевные раны. В пятнадцать лет человек всегда торопится.

Во время одной из таких ранних прогулок она увидела женщину на берегу.

Она шла на порядочном расстоянии впереди Ваньи.

Но она шла так медленно, что было не трудно догнать ее при желании. Но у Ваньи такого желания не было. Ей хотелось идти одной.

Женщина была на вид неуклюжей и явно не казалась радостной и счастливой. Она так безнадежно волочила ноги, словно ничто в мире больше не трогало ее, словно скорбь целиком овладела ею. Одета она была как большинство людей в этой местности: длинная юбка и легкий летний плащ. Подойдя к ней поближе, Ванья заметила, что причесана она очень небрежно, судя по всему, без зеркала.

Как ни старалась Ванья замедлить шаг, она неумолимо приближалась к этой женщине. Они шли в одну и ту же сторону, по направлению к городу, и Ванье следовало поторапливаться. Бабушка не должна была обнаружить ее утренних отлучек, иначе им пришел бы конец. «Приличная девушка никогда не ходит одна, ты должна это знать, Ванья!»

Женщина ни разу не оглянулась. Словно ничто в этом мире ее не касалось.

Но внезапно она повернула налево и пошла к воде.

«Она заметила что-то интересное на берегу, – подумала Ванья. – Какую-нибудь раковину. Надо воспользоваться случаем и обогнать ее».

Теперь она обнаружила, что женщина на последнем месяце беременности. Она была юной, пугающе юной. Может быть, поэтому у нее такой удрученный вид? С ней, еще незамужней, случилась беда? Да, на вид она была слишком уж молодой. Ей было почти столько же лет, сколько Ванье.

Какое жуткое предупреждение!

Не успев до конца додумать свою мысль, Ванья испуганно вскрикнула. Незнакомая ей женщина – или, вернее, девушка – не остановилась на берегу. Она пошла прямо в воду. Именно в этом месте было глубоко, Ванья знала об этом, часто гуляя здесь.

– Эй! Остановись! – крикнула она. – Подожди, тут опасно!

Казалось, девушка не желает ее слушать. Она шла по воде дальше, и внезапно вода накрыла ее с головой.

Ванья бросилась со всех ног к берегу и без промедления окунулась в неожиданно холодную воду. У нее перехватило дыхание от холода, но она заставила себя идти дальше – к тому месту, где исчезла девушка. Поднимающиеся на поверхность воды пузырьки воздуха ясно свидетельствовали о ее местонахождении.

У Ваньи не было возможности научиться плавать, хотя она и купалась дома в озере. Теперь ей предстояло нырнуть, и к этому она была более привычна.

Кристоффер, Бенедикта и она постоянно соревновались, кто дольше пробудет под водой. Однажды Кристоффер был уже на волосок от победы. Тогда взрослым пришлось делать ему искусственное дыхание, а Малин была в истерике. Именно эти упражнения приучили Ванью находиться в воде.

Долго искать ей не пришлось. Схватив апатичную девушку за волосы, она вытащила ее на поверхность. Став ногами на твердое дно, она подхватила ее под руки и потащила на берег. Девушка выкашливала воду, не оказывая ей никакого сопротивления, словно у нее больше не было воли к жизни.

– Ты не должна была этого делать, – сердито сказала Ванья. – Подумай о ребенке, ведь он тоже имеет право жить. Да и сама ты не должна была лишать себя жизни. В любой тьме всегда можно найти просвет.

Собственно говоря, что она сама понимала в жизни? Какое право она имела читать девушке мораль, не имея представления об условиях ее существования. Разве человек не может настолько отчаяться, что смерть будет казаться ему единственным выходом? Разве она сама, сидя за уроками у своей бабушки, не желала умереть, чтобы отделаться от этого нудного прозябания? А ведь у нее была совершенно банальная причина – она вынуждена была учить уроки в ненавистном ей доме, который предстояло покинуть только через год! Какое же право она имеет поучать эту девушку, у которой, возможно, нет иного будущего, кроме бедности, забот и презрения со стороны общества? Она ведь сама видела, как все эти добропорядочные люди относились к Бенедикте и ее маленькому Андре!