Маргит Сандему - Глубины земли

— Но то, что с больными детишками Анны-Марии — пустяк по сравнению со всеми теми, кто валом валит сюда.

Он в раздумье уселся на краешке кровати.

— Думаю, я знаю, что меня разбудило…

— Кто-то в Швеции, ты сказал?

— Нет-нет. Кто-то меня разбудит, чтобы рассказать, что в Швеции что-то не так.

— Это сложно. Но думаю, я понимаю. Это был… твой друг детства и защитник?

Хейке кивнул.

— «Странник во тьме», верно, думаю, это был он. Он хотел предостеречь меня. Ты знаешь, он ведь очень близок к Тенгелю Злому, он страж. И, должно быть, он понял, что наш злой предок собирается проснуться.

— Но боже мой, Хейке, этого не должно случиться! А почему ты думаешь, что речь идет о Швеции?

— Мне так показалось. Из-за того послания, которое я получил. Я как будто сразу понял: «Берегись того, что происходит в Швеции!».

— Во сне?

— Это был не сон. Это было тяжелое, жестокое пробуждение, как удар. Или укол — страха и ужаса. Не могу объяснить лучше.

— А как ты думаешь, к кому в Швеции это может относиться? — тихо спросила Винга. — Ведь там же несколько потомков Людей Льда. Анна-Мария. Она сейчас одна. И мать ее отца Ингела — тоже одна. Арв Грип. Гунилла. И маленькая Тула.

— Это может быть любой из них. Но именно Анна-Мария просила о помощи. Должны ли мы думать, что за этой просьбой что-то скрывается? Что речь идет о большем, нежели о больных детях? Что на самом деле она?..

Винга решительно соскочила с постели.

— Поедем прямо завтра, нельзя терять ни минуты. Черт, куда я сунула одежду, здесь так темно…

— Дорогая, — улыбнулся Хейке. — Если мы отправляемся в такой долгий путь, сегодня ночью тебе надо поспать. Но ты права, я тоже беспокоюсь. Анна-Мария — серьезная девочка, она не станет беспокоить по пустякам. И если она просит о помощи, она действительно ей нужна.

В свете маленького ночника они смотрели друг на друга. Еще никогда Тенгель Злой, сам, собственной персоной, не представлял угрозы.

Предчувствия не обманули Хейке: его разбудил «Странник во тьме», далеко на юге, в Словении, древняя тень посылала предупредительные сигналы тому, кого она опекала — Хейке Линду из рода Людей Льда.

А глубоко под землей Тенгель Злой ворочался в своем глубоком сне, длящемся много столетий.

Впервые с того времени, как он погрузился в этот глубокий сон в конце 13-го века, он услышал сигнал. Долгожданный сигнал. Это было еще что-то не вполне ясное, не совсем отчетливое, не законченное. Но кто-то, кто-то!.. Кто-то пытался звать его.

Тенгель Злой открыл глаза. Его наполнило неизмеримое, нестерпимое, напряженное ожидание. И на лице его, почти превратившемся в мумию, засветилась злобная ухмылка.

Его время! Его время приближалось! Так сделай же это! Исполни!

Анна-Мария довольно сильно нервничала, входя с Адрианом в вестибюль дома Брандтов в тот вечер. Она постаралась как можно наряднее одеться в свою одежду, на которой все еще лежала печать траура, но ветер и мелкий дождь жестоко обошлись с ее платьем и волосами. В довершение всего она промокла, лицо ее замерзло.

Она попыталась срочно привести себя в порядок перед зеркалом в вестибюле — насколько это было возможно. А потом прошла в салон.

Все было отмечено печатью сдержанной элегантности. Как и должно быть в «маленьком деревенском поместье» у порядочных людей. Серебряные канделябры уютно освещали комнату.

За столом восседали четыре женщины. Одна из них встала, по высокому росту и зычному голосу Анна-Мария узнала Керстин, подругу своей тетки.

— О, добро пожаловать, Анна-Мария, сколько же мы не виделись? — проговорила Керстин, протягивая руку. Она склонила голову на плечо. — Дай мне на тебя посмотреть! Да, ты выросла, моя девочка! И ты, по-моему, не особо похожа на Биргитту. Ее уж красоткой никак не назовешь, должна это признать…

— Я больше похожа на родственников со стороны отца, — сказала Анна-Мария, немного обидевшись за свою родственницу Биргитту. Она никогда не обращала внимания на то, красив кто-то или нет. Главное не внешность, а сам человек.

— Да, у твоего отца была странная фамилия…

— Из Людей Льда, да. Но мы теперь больше не используем ее.

— И правильно! Звучит так холодно. Но познакомься с нашей матушкой.

Анна-Мария присела в реверансе перед надменной дамой, которая и не подумала подняться.

— А это моя сестра Лисен.

Востроглазая молодая дама явно стремилась вернуться к своему пасьянсу. Она едва подняла глаза, кивнув Анне-Марии, больше озабоченная тем, куда ей пристроить бубнового валета. Обе сестры были немного мужеподобны, с усиками над верхней губой и плохой кожей. Ясно, что они подавляли своего брата Адриана, человека более мягкого склада.

Анна-Мария сразу почувствовала, как же ей нравился Адриан из-за его прекрасной души. «Он совсем чужой среди этих женщин», — подумала она.

— А вот и маленькая Селестина…

Пятилетняя девочка холодно уставилась на Анну-Марию. Ее каштановые волосы были тщательно завиты и вились штопором, платье было прелестное, все в рюшах, но ничто не могло скрыть того, что лицо ее было плоским, застывшим и скучным.

И враждебным.

Личность этого ребенка явно подавляла все. В нем не было ничего привлекательного.

Но почему она так враждебна?

Ответ не заставил себя ждать. Когда Адриан уселся рядом с девочкой, она агрессивно просунула свою руку ему под локоть и злобно уставилась на Анну-Марию.

«Господи, — подумала она. — Что же это?»

— Селестина — дочь Адриана, — объяснила Керстин. — Ты, конечно, знаешь это.

— Нет, я ничего не знала, — ответила Анна-Мария, пытаясь собраться с мыслями. Она поспешила исправить не слишком удачное замечание, протягивая девочке руку. — Но я и с директором Брандтом знакома еще не очень хорошо. Здравствуй, Селестина, рада познакомиться с тобой!

— Фрекен Селестина, если не возражаете, — отвечала девочка, не делая и попытки поздороваться — так что Анне-Марии пришлось опустить руку. Она чувствовала себя довольно глупо. — Ты просто какая-то учительница. И вовсе не такая красивая, как моя мама! Ты вообще не красивая!

— Ну-ну, Селестина, — с мягкой укоризной проговорила бабушка. — Мы знаем, что нет никого красивее твоей мамы, но так не говорят. Нельзя никого обижать.

Девочка фыркнула и, надув губы, отвернулась к отцу, который успокаивающе похлопывал ее по руке.

«Селестина боится, — удивленно подумала Анна-Мария. — Боится, что я отберу у нее отца. Но ведь я не… Или же я?»

Был подан чай и вкуснейшие маленькие пирожные, и Анна-Мария сидела с ними, а они говорили друг с другом так, как будто ее здесь и не было. Они обращались к Адриану, постоянно вспоминая, какая чудесная жена у него была, и «а ты помнишь, как тогда?», и они относились к ней, Анне-Марии, как к человеку менее знатного происхождения, хотя и были довольно доброжелательны. Она обратила внимание, что время от времени женщины обменивались взглядами, значения которых она не понимала. Похоже, Адриану нравилось быть главой семьи, которому все доверяли и которым все восхищались.