Маргит Сандему - Скрытые следы

– Но ведь Линде-Лу убил многих людей после своей смерти, – вставила Мари.

– Ты совершенно не поняла, в чем дело, – сказала Бенедикта. – Действительно, эти люди умерли от страха, увидев его. Но единственное, чего он хотел, так это вступить в контакт с живыми. Ему нужно было многое им рассказать. Криста была единственной, кто увидел в нем того, кем он был прежде. Остальные же видели в нем просто вызывающего ужас мертвеца.

– В самом деле, так оно и было, – сказал Ионатан.

– Да, Линде-Лу пережил великую трагедию. Но теперь он счастлив. Он обожает Кристу и получил возможность оберегать ее сына, что очень много значит для него. Но наши предки позаботились и о том, чтобы все вы тоже были в безопасности.

Мари начала испытывать беспокойство.

– Мы подумали о том, чтобы переселить вас отсюда, – сказала Бенедикта. – Я разговаривала с Кристой, ей нужны дома помощники, ведь у нее в доме восемь мальчиков. Она охотно взяла бы к себе Мари и Карине.

– Я не согласна, – вырвалось у Мари. Бенедикта внимательно посмотрела не нее.

– Тебе не нравятся Криста и Абель?

– Почему же, нравятся, и даже очень, – запинаясь, ответила Мари. – Но я охотно осталась бы здесь. Нам ведь не нужно ехать прямо сейчас?

– Завтра рано утром мы должны уже уехать.

«О, нет, – подумала Мари. – Нет, я должна встретиться с ним!»

Но она понимала, что дело проиграно. Она не настолько хорошо была знакома с ним, чтобы отправиться к нему домой и сообщить о своем отъезде. Ее Вечная Любовь никак не хотела начинаться.

Но какой-то внутренний голос внутри Мари подсказывал ей, что, поскольку у нее не было желания отдаваться этому юноше, их «любовь» имеет мало шансов на выживание. «Вечно владеть – вечно терять», – сказал Ибсен. И вечно владеть можно было только чем-то несуществующим.

«Как все это было бы прекрасно!», – со сладким сожалением подумала она.

Для Карине же не имело особого значения, где жить, здесь или у Кристы. Возможно, для нее было даже лучше покинуть эти места, связанные с такими горькими воспоминаниями. И она наверняка смогла бы отделаться от этих воспоминаний, пожив с Кристой и ее многочисленным семейством, состоящим исключительно из мужчин.

Да, ей нравилась мысль об этом. К тому же это было ненадолго, пока Тенгеля Злого снова не водворят в пещеру.

Ее вполне это устраивало.

– А как же я? – спросил Ионатан.

– О тебе мы тоже подумали, – ответила Бенедикта. – Ты ведь в последнее время отлыниваешь от школы, не так ли?

– Да, боги свидетели тому!

– Это уж точно, – вздохнула Ханне. – Характер у него явно портится. Утром его просто не поднимешь! Это непосильная задача! Стоит его только вытащить из постели, как он снова забирается туда.

Бенедикта кивнула.

– А что, если на год освободить его от школы?

– Превосходно, – сказал Ионатан. – Но чем я буду заниматься?

– Ты будешь работать, конечно же.

– Само собой! Зарабатывать деньги!

– Ну и расчетливый же у меня сын! – заметил Ветле. – Отец, не мог бы ты устроить его в больницу в Драммене?

– Драммен расположен слишком близко, – ответил Кристоффер. – Ему нет смысла покидать из-за этого дом. Но я мог бы пристроить его в Уллевол, в Осло. Там есть пансионат для приезжих.

– Но я же не врач, – запротестовал Ионатан.

– Кто сказал, что тебе нужно становиться врачом? – ответил его дед Кристоффер. – Ты будешь просто таскать носилки в травматологическом отделении, мыть трупы и новоприбывших калек.

– Нет уж, увольте, – с дрожью произнесла Ханне, а Ионатан заметно побледнел.

– С этого обычно начинают все, у кого нет никакого образования. Но если ты думаешь, что тебе с этим не справиться…

– Справлюсь, – тут же ответил Ионатан и сам пожалел об этом. Он готов был откусить себе язык, но дело было сделано. – Когда я смогу приступить к работе? – спросил он.

– Я все устрою и сообщу тебе, – пообещал Кристоффер. – Должен сказать, что я тоже буду чувствовать себя спокойнее, зная, что все трое моих внуков находятся вне сферы внимания Тенгеля Злого.

– И я тоже, – сказал Хеннинг. Остальные озабоченно посмотрели на него. Как-никак, ему было уже восемьдесят девять лет. И их злобный предок, наверняка, имел на него зуб.

Наверняка, он имел зуб и на Бенедикту, шестидесятивосьмилетнюю дочь Хеннинга. Одну из тех меченых, кто повернулся спиной к Тенгелю Первому.

Девочки превосходно устроились у Кристы. Ей самой было всего лишь двадцать девять лет, и она еще не забыла, что значит быть ранимым подростком. Старший сын Абеля, Якоб, был уже женат и жил в другом месте. Следующий по порядку сын, Иосиф, тоже уехал, найдя себе работу в Осло. Остальные сыновья по-прежнему жили дома.

Йоаким и Давид были старше Мари и Карине, Арон же был ровесником Мари. Адам и Эфраим были старше Карине, но младше Мари. А маленький Натаниель, был намного младше своих сводных братьев.

Все братья, за исключением Эфраима, были очень дружны. Глубоко религиозная атмосфера, царившая в доме, очень удивила девочек, в особенности Мари, которая вначале была просто возмущена этим. Но Криста сумела сгладить конфликт, тем более что Абель не оказывал никакого давления на девочек.

Маленький Натаниель был изумительным мальчиком. И в то же время он внушал многим страх. Мари было просто не по себе от его проницательности, ей казалось, что он видит ее насквозь, и при нем она даже не осмеливалась заикаться о своих «мальчиках». (Несмотря на то, что она успела уже несколько раз заново влюбиться в новой школе).

Карине тоже боялась Натаниеля. «Этот мальчик все знает, – думала она. – Иначе его глаза не смотрели бы на меня с такой грустью и с таким участием. Почему, встречая мой взгляд, он всегда так торопливо, подбадривающе улыбается?»

Карине надеялась, что ей будет лучше в новой школе. Но человек не может убежать от самого себя. В перерывах между занятиями она болтала с другими девочками, но сердце ее было мертвым от стыда и отчаяния.

«Как чисты и невинны мои одноклассники, – виновато думала она. – Я же, опозоренная и оскверненная, не имею права находиться рядом с ними. Я самое омерзительное существо в мире, я – воплощение греха и грязи, я подобна Леди Макбет, которая не могла отмыть руки от преступной скверны. Никто не должен прикасаться ко мне, потому что я зараженная, омерзительная, ужасная, и все это написано у меня на лице!»

Сколько раз Карине хотелось умереть! Но она знала, что самоубийство ложится тяжким бременем на окружающих. Близкие ей люди до конца своих дней мучились бы вопросом, почему она это сделала. А рассказывать о случившемся она никому не хотела, испытывая безграничное чувство стыда.

Как и многие другие в подобной ситуации, она сваливала всю вину на себя. Читала себя достойной презрения, достойной того, чтобы ее забросали камнями. Одиночество ее стало еще более глубоким.