Маргит Сандему - Смертный грех

— Я думала закончить сначала мою работу. Да и карета будет только вечером.

— Это неважно. Вы можете поехать верхом.

— Но она, в ее положении, не может ехать верхом так далеко, — укоризненно произнесла одна из придворных дам.

— Глупости, — сказала домоправительница, считавшая себя выше по рангу, чем маркграфиня Паладин, по крайней мере, когда это касалось службы в замке. К тому же на ее стороне всегда были Кирстен Мунк и Эллен Марсвин. — Я ездила верхом каждый день, когда была в таком же счастливом положении. Ведь маркграфиня хорошая наездница, насколько мне известно. Она может взять Флорестана.

— Но ведь это не лошадь, а сущее наказание, — сказала придворная дама.

— Вы умеете ездить верхом или нет? — сурово спросила Сесилию домоправительница. — Другой лошади в данный момент нет. Или идите пешком.

Пройти пешком такой длинный путь?

— Не могу ли я побыть здесь, пока не придет карета?

— Вы отказались выполнить поручение. Отказываетесь сопровождать детей Его Королевского Величества в Далумский монастырь. Для Вас не может быть никаких снисхождений. Подите прочь!

Наконец-то у домоправительницы появился повод отомстить этой упрямой норвежской девушке, которую так любили при дворе и которая, в довершение всего, вышла замуж за человека, имеющего такое высокое положение! Обычная норвежская девица из низшего сословия вдруг стала носить имя Паладин! Мысль об этом была просто невыносима.

Сесилия вздохнула. Она-то умеет скакать верхом, но Флорестан…

Однако выбора у нее не было, если она хотела попасть домой.

Торопливо собрав вещи, она простилась с молодыми горничными, с которыми дружила.

Домоправительница имела теперь неограниченную власть над своим штабом: король находился в Германии, а Кирстен Мунк, удивив всех, последовала за ним.

При дворе говорили, что супружеское счастье Кристиана IV и фру Кирстен находится в стадии расцвета и что фру Кирстен настаивает на том, чтобы разделить с мужем все тяготы войны. Во всяком случае, королю это было приятно, ведь он так ценил семейные узы.

Люди недооценивали Кирстен Мунк, называя ее служанкой: это было не так. Она происходила из очень известной семьи. Ее отцом был могущественный Людвиг Мунк из Нерлунда, который в свое время был наместником короля в Норвегии и накопил большие богатства, а потом, в 1596 году, был смещен молодым королем Кристианом. Ее матерью была Эллен Марсвин, одна из самых богатых и влиятельных женщин Дании — и одна из самых коварных. Обе, мать и дочь, были интриганками и хапугами, но фру Кирстен была к тому же — в отличие от своей матери — глупа и легкомысленна.

Так что большинство не считало ее внезапное решение сопровождать мужа в Германию особым проявлением любви. Скорее это была жажда приключений. Но во Фредриксборге никто не жалел о ее отъезде.

Когда Сесилия спустилась в конюшню за Флорестаном, конюх тоже выразил свое беспокойство:

— Держите его крепче, маркграфиня! Но не слишком сильно. С ним сладить нелегко.

— А другой лошади нет?

— Двор выехал на охоту, Ваша милость.

— Тогда пожелай мне удачи, — сказала Сесилия, садясь на коня. — Прислать лошадь обратно?

— Я об этом позабочусь. Удачи Вам, Ваша милость!

Флорестан просто танцевал под ней, но ей удалось совладеть с ним — и она поскакала.

Ей постоянно приходилось бороться с этим непослушным конем, чтобы он держал правильное направление. Но вот, наконец, она въехала в ворота Габриэльсхуса.

Навстречу выскочили с лаем собаки, и конь поднялся на дыбы. Сесилия не смогла удержать его.

Она почувствовала с ужасом, что сползает и падает вниз головой на землю.

Конь выскочил за ворота и поскакал обратно во Фредриксборг.

Собаки лизали ее лицо. Слабым голосом она позвала на помощь. Прибежал слуга Александра, потом еще несколько человек.

— Помогите, — прошептала Сесилия, — я упала с лошади.

— Мы видим… — взволнованно произнес слуга. — Это такой своенравный конь. Почему же…

— Я была вынуждена ехать на нем, — с трудом произнесла Сесилия, — потому что я… не захотела ехать в Долум… Разве я должна была ехать, Вильгельмсен?

— Конечно, нет, Ваша Милость. Давайте руку…

Сесилия вскрикнула от боли.

— О, ребенок! Помогите мне!

Они быстро внесли ее в дом и уложили на широкую кровать.

— Пошлите за акушеркой или как там ее называют, — сказал слуга. — И быстрее!

Боль волнами проходила по ее телу. Из-за ушиба головы она потеряла сознание.

Она очнулась от резкой боли. Ее золовка Урсула сидела возле ее постели.

— Ребенок, — прошептала Сесилия, не открывая глаз. — Ребенок Александра. Я потеряла его!

— Ну, ну, — решительно произнесла Урсула. — Лежи спокойно! Знахарка сейчас придет. Все хорошо.

— Нет, — в полузабытьи произнесла Сесилия. — Не хорошо. Я чувствую это.

Она зарыдала, трепеща всем телом.

— Я так хотела… дать Александру… ребенка… И он… был так рад… Его род… продолжился бы… А теперь… все кончено…

Сесилия лгала Урсуле не намеренно: она в самом деле считала, что это ребенок Александра. Посредничество господина Мартинуса было для нее несущественным. Ведь тогда, в кладбищенской сторожке, она думала об Александре.

Невольно тронутая этим, Урсула взяла ее за руки.

— Дорогая Сесилия, — тихо произнесла она. — Дорогая Сесилия!

В момент приступа боли Сесилия вцепилась в нее.

— Я была просто чудовищем, — слезы бежали по щекам Урсулы. — Ты простишь меня, Сесилия? Простит ли меня Александр? Я ненавидела его за то, что он позорит наше имя. А теперь я вижу, что все это — злые сплетни.

— Ах, Урсула, — шептала Сесилия, — Урсула… Она вдруг страшно закричала. Ей показалось, что ее тело разрывается изнутри, и она почувствовала, что постель становится влажной и липкой.

— Александр! — эхом отозвался ее крик в комнатах.

Урсула прижала ее к себе.

— А я не верила вам, — прошептала она. — Не верила в вашу любовь!

Сесилия не вставала с постели несколько дней. Из-за травмы головы она теряла сознание, когда пыталась сесть.

Она лежала и смотрела в окно, в полузабытьи, лишенная всяких чувств. Она не могла ни на чем сосредоточиться.

Однажды вечером, когда уже унесли ужин, вошла Урсула и села возле нее.

— Как самочувствие? — озабоченно произнесла она.

— Не знаю, — ответила Сесилия. — Честно говоря, не знаю. Я не в состоянии что-либо чувствовать.

Урсула сжала ее руку.

— Как я была несправедлива к вам! И прежде всего к Александру!

Медленно повернув голову, Сесилия посмотрела на нее.

— Нет, — тихо сказала она, — ты не была абсолютно не права. У Александра были свои трудности.

Золовка окаменела.

— Попробуй мягче относиться к нему, Урсула! Александр был очень, очень несчастным человеком.