Маргит Сандему - Ущелье дьявола

Несмотря на то, что Карл Кнапахульт заявил Эббе, что умирает, сам он в это не верил. У него было смутное предчувствие того, что либо он станет бессмертным, либо будет восседать после смерти возле трона самого Господа.

Но это должно было произойти в таком отдаленном будущем, что теперь об этом не стоило даже и думать. В день Страшного суда ангелы должны прилететь за Карлом Кнапахультом и забрать его с собой.

Но дело было в том, что Карл был более серьезно болен, чем он сам думал. И Эбба была не виновата в этом. С помощью хлебной лопаты и кочерги она нанесла ему только внешние повреждения, от которых он уже оправился, хотя и не подавал виду.

Нет, у Карла была злокачественная опухоль в паху, которая распространялась на другие жизненно важные органы. Вот почему он не мог больше вставать, вот почему он так похудел за последние недели, вот почему еда на столе оставалась нетронутой.

Для Карла Кнапахульта настал его волчий час. Но он сваливал все на Эббу.

— Проклятая баба , — ругался Карл, лежа без сна в этой одинокой ночи. — Она все еще празднует? Совсем не думает обо мне! Господи, эта женщина совершает один грех за другим! Она просто погрязла в пороках!

И он погрузился в чудесные грезы о том, какие изысканные кары придумает он вместе с Господом в день суда.

Эбба должна быть клеймена огнем за каждое прегрешение, совершенное ею против своего бедного, справедливого, чистосердечного Карла! Ах, была бы в его распоряжении палка, уж он-то угостил бы ее на славу! Просто руки чешутся отодрать ее!

Но, вспомнив, как она в последний раз отделала его, он жалобно захныкал и заохал. Ему было теперь явно не до смеха.

В дверь постучали.

Он приподнялся в кровати.

— Наконец-то ты явилась, потаскуха, паршивая сука! — прохрипел он.

Вошли священник и писарь. Трое других ждали на кухне, Гунилла не хотела показываться ему на глаза.

Карл забрался под одеяло, так что торчал лишь его заостренный кончик носа.

— Как это трогательно с вашей стороны навестить меня, — льстиво произнес он. — Господин пастор! А это сам жених? Мой зять? Добро пожаловать! Но разве моей дочери нет с вами? Может быть, она отказывается выполнять свой супружеский долг?

Арв остановил его подобострастное краснобайство.

— Свадьба не состоялась. У нас есть основания полагать, что ты кое-что скрывал от нас, Карл! Гунилла в самом деле твоя дочь?

— А в чем дело? Почему Гунилла не должна быть моей дочерью? Я могу присягнуть на Библии, что она моя дочь! Возможно, вам просто не хочется содержать ее бедных родителей, хозяин?

— Это важно, Карл! — сказал священник. — Ты записал ее в церковную книгу, когда она была рождена и крещена?

Глаза Карла сверкнули.

— Но ведь пастору известно, что я принадлежал тогда к нецерковному братству. Поэтому она была крещена в своем приходе, где не было таких церковных книг и…

— Все это пустая болтовня, — перебил его Арв. — Отвечай по существу: вы с Эббой ее родители?

Старик понял, что ему нечего больше надеяться на содержание со стороны богатого писаря, и сказал:

— Клянусь блаженством моей души, что это так! Разве она не похожа на меня?

— Нет, — сухо ответил Арв.

— Пастор, я умираю. Ангелы Господни скоро явятся за мной. Разве могу я говорить теперь неправду? Если она не моя и не Эббина дочь, то чья же?

— Моя, — ответил Арв. Карл остолбенел.

— Что? Нет, Вы насмехаетесь надо мной! Нет, бросьте эти шутки! Я хорошо знаю, кто моя дочь!

Положив руку на плечо священника, Арв сказал:

— Пойдем, здесь мы ничего не добьемся. Попробуем переговорить с Эббой, когда она вернется.

Старик сел на постели.

— Эбба? Не слушайте ее! Все эти годы она была полна злобы ко мне и постоянно врала. Господь Бог ей судья, — добавил он и снова лег.

Последняя его реплика была сказана неразборчиво и повисла в воздухе. Возможно, напоследок Карл хотел предстать в глазах пастора кротким и сговорчивым человеком.

Те, что были в кухне, удрученно посмотрели друг на друга.

У Гуниллы на глазах были слезы. Она очень тяжело переживала все это.

И Хейке тихо, чтобы не услышал Карл, сказал:

— Я не имею обыкновения злоупотреблять своей специфической внешностью. Но я знаю реакцию людей, в особенности ночью. Этот человек никогда не видел меня. Но, мне кажется, я уже знаю его характер. Я хочу войти к нему в комнату!

Остальные переглянулись. Арв горько усмехнулся и кивнул.

— Эрланд, вам с Гуниллой придется выйти из дома.

Эрланд немедленно подчинился, и Гунилла с благодарностью проскользнула за дверь.

Карл был возмущен.

Что они надумали?

Лишить его всех тех благ, которые влечет за собой брак Гуниллы и писаря?

О, нет! Господь помогает своим избранникам, Господь вкладывает нужные слова в уста Карла.

Он был убежден в том, что слова его прозвучали убедительно.

За их намерения следовало отомстить им! В Судный день, когда ангелы Господни явятся за ним…

Что-то показалось в дверях, занимая весь проем.

У Карла перехватило дыхание, из груди вырвался протяжный, хриплый вопль. Забравшись с головой под одеяло, он кричал, как помешанный.

Демон подошел к постели и отдернул одеяло. И Карл посмотрел в его жуткие глаза. Злой дух? Нет, это был Князь Тьмы собственной персоной!

— Я-ничего-не-делал-я-ничего-не-делал… — бормотал он, судорожно сжимая руки.

— Делал, — произнес Хейке своим хриплым, низким голосом, и если бы он не был так обеспокоен судьбой Гуниллы и Эббы, он наверняка бы рассмеялся. — Покайся в своих грехах немедленно, иначе я заберу тебя с собой! Время твое истекло!

Если бы Хейке знал, насколько близки были его слова к истине, он вряд ли произнес бы их и уж наверняка не стал бы так пугать старика.

Но Карл покорно согласился:

— Я сознаюсь, сознаюсь во всем!

— Этого мало. Ты должен назвать свои преступления! Моя огненная колесница ждет. И она направится не на небо!

Карл опять душераздирающе закричал.

— Сознайся! — повторил Хейке. — Ты избивал свою жену, не так ли?

— Она это заслужила.

— Но не с самого же начала!

— Нет. Нет, не с самого начала! Но в последние годы она…

— Ты сам виноват в этом. Ты совершенно не любил ее.

— Не любил. Это она соблазняла меня. И я постоянно давал ей то, чего она хотела. Я выполнял свой супружеский долг, этого никто не сможет отрицать.

— Долг, да. Но без любви. А похоти в тебе было не меньше, чем в ней — и после этого ты бил ее. Разве можешь ты отрицать это?

— Нет, нет, я сознаюсь в этом! Если я только…

— А твоя дочь? Как ты обращался с ней?

Никто не слышал, как Эбба вошла на кухню и слушала теперь то, что они говорили, с самого начала. Арв и священник попросили ее помолчать, и она охотно согласилась.