Маргит Сандему - Весеннее жертвоприношение

Они продолжали стоять. И слегка посмеивались.

Садовник беспокойно посмотрел вокруг.

— Если его милость увидит вас здесь, вам будет плохо. Так что бегите отсюда! Домой к матери! Его слова не оказали воздействия.

— Откуда вы пришли? Что вы хотите? — снова, раздражаясь больше и больше, говорил он.

Поскольку они продолжали стоять, не двигаясь, в своих тонких не по сезону одеждах, он тяжело поднялся в намерении взять их за руки и выпроводить со двора. Если его хозяин увидит их, то не только им будет плохо, но и ему достанется. Не нужен в хозяйстве, раз пускаешь во двор незнакомую дрянь!

Он довольно грубо попытался схватить одну из них, но рука его повисла в пустоте!

Садовник посмотрел на них и тогда только заметил раны у них на головах. Глубокие, словно след от топора. Он смотрел на посиневшие бледные лица с застывшими улыбками и с дрожью в голосе закричал.

Обезумев от ужаса, он побежал через кусты во двор, крича, словно животное, пока не вбежал в свою рабочую комнату. Полностью потеряв голову, метался он по маленькой комнате, собирая свои вещи и несколько монет, которые запрятал за одной из планок, прекрасный нож, одежду…

Несколько работников вышли во двор, когда он захлопнул дверь в свою комнатушку и пустился бежать со всех ног вниз по дороге.

Они посмотрели друг на друга и покачали головами.

— Он был в саду, — удивленно произнес один из них.

Другой посмотрел в сторону ягодных кустов.

— Там ничего нет, чего можно было бы так испугаться!

Снивель из окна также наблюдал за всей этой сценой.

— Что случилось с парнем, Ларсен? — спросил он.

— Он вел себя так, словно ему явилось видение, ваша милость.

— Идиот!

Ларсен крякнул перед тем, как высказаться:

— Кажется нам надо подыскивать нового садовника, господин судья.

— Черт их возьми всех вместе! Что с ними происходит? Скажи им, что следующий, кто сбежит, будет иметь дело со мной!

Его гофмейстер не произнес вслух того, что было у него на уме: это пустая угроза. Вопрос, скорее, идет о выборе из двух зол меньшего. Судья Снивель не лучший работодатель на зеленой земле Господа Бога.

— Я передам ваше распоряжение, ваша милость, — сказал Ларсен и вышел из комнаты.

Прибыл новый управляющий. И Ларсен тут же понял, что он такой человек, который им сейчас нужен. Громадный и уверенный в себе Мерк вошел в зал. Такой не побоится ни черта, ни тролля!

— Привидения? — переспросил он басом. — Их я не боюсь, это бабские сплетни. Я читаю Библию и хожу в церковь, как прилежный христианин, а тому, кто верит в Бога, не страшны никакие проделки Дьявола.

Снивель одобряюще смотрел на него.

— Хм! Вы человек в моем вкусе, Мерк. Приступайте к работе прямо сейчас. И позаботьтесь о том, чтобы те сбитые с толку суеверные курицы, работающие в поместье, подумали немного о Боге! Они пугают друг друга пустыми рассказами о призраках и не знают, верить в них или нет.

— Будет сделано, хозяин.

— Семья у вас есть?

— Только жена. Молодые уехали. Она такая же безупречная христианка, как и я. Никакие призраки не осмелятся подступить к нам!

Снивелю показалось это несколько сомнительным. Он подумал, что Мерк городит чепуху.

В этот вечер судья следил за тем, чтобы не есть слишком много или не проглотить чего-либо вредного. Он долго сидел наверху в обществе нового управляющего и своего недавно назначенного гофмейстера Ларсена. Они обсуждали вопросы ведения хозяйства. Снивель твердо придерживался мнения, что лучше всего держать людей на расстоянии и пользоваться властью, разговаривая с ними грубо и угрожая расправой. Он попытался говорить так и с Мерком, но его метод не оказывал никакого воздействия на этого осмотрительного, самонадеянного человека.

Стоило видеть, с какой важностью он развалился на стуле, засунув большие пальцы рук за жилет и с удовольствием играя остальными пальцами в воздухе. Хвалит свое прежнее место работы у пастора, естественно, где же еще?

Несмотря на то, что это был именно такой человек, который необходим Снивелю, ему он стал нравиться меньше. Его зовут Мерк. Может и он также мракобес? Это не лучше. Хорошо, если он будет примерно управлять работниками, все остальное не играет роли.

Судье становилось час от часу все хуже, и он постоянно вынужден был принимать глоток дорогого купленного вина.

Может быть, ему не следовало этого делать? Помня о событиях прошлой ночи? Но, тьфу, от крепкого вина спится крепче!

Снова он, немного покачиваясь, позволил Ларсену проводить себя по лестнице и уложить в постель. Ужасный кошмар прошлой ночи превратился лишь в неясное воспоминание, и он спокойно погасил свечу, думая заснуть. Здесь нет никаких ужасов, он же взрослый и трезвый человек.

Трезвый в смысле деловой! В голове его приятно шумело.

Такое уменьшение слуг совсем небезопасно… Необходимо как можно быстрее заменить сбежавших новыми. Хозяйство несет урон, это заметно даже в самом доме. Может быть, работники получали недостаточно? Следует поставить заслон этому суеверию. Мерк предложил, чтобы уездный пастор отслужил мессу в поместье. Освятил комнату за комнатой.

— «Дьявольское наваждение, демонические страсти? Изгнание сатаны!» — фыркнул в раздражении Снивель.

«Хорошо я сказал», — удовлетворенно подумал Снивель, лежа в постели и испытывая в голове кружение от выпитого вина.

«Нет, нет, — быстро заверил Мерк, — просто нужно успокоить людей в поместье. Может быть, эти суеверные животные убедятся после освящения пастором, что в доме царит мир и спокойствие, что здесь не может быть никаких привидений».

Снивель нашел это разумным. И они единодушно решили пригласить на днях пастора.

Снивелю было безразлично. Естественно, он общался с пастором, который относился в уезде к сливкам общества, но был до ужаса нудным типом! Напыщенным!

Мерк такой же важный и надутый. Лишь пригубил прекрасную водку и заявил, что это напиток Дьявола, который детям Господа Бога даже пробовать не пристало.

Обреченные убийцы радости! Но Снивель демонстративно продолжал пить.

Его стало клонить ко сну. Скоро заснет.

Тишина…

Снова тишина, безмолвие! Тяжелая, осязаемая, заполненная тысячами глаз. Давящая, словно погода во время грозы.

Особенно отчетливо тишина ощущалась наверху, на чердаке. Никогда он не слышал такого зловещего безмолвия, исходящего оттуда, сверху. Оно представлялось ему даже хуже, чем в прошлую ночь, но это, конечно, игра воображения.

Снивель лежал неподвижно и слушал. Не может же он быть абсолютно глухим.

Но ведь даже глухие, вообразил он, должны слышать больше, чем он сейчас. Шорох или нечто подобное. Он не слышал ничего. Словно на дом, на всю землю кто-то наложил огромную перину и заглушил все звуки.