Маргит Сандему - Вьюга

Она попыталась объяснить, но это оказалось для нее очень сложным. Люди, стоявшие сзади нее, сначала в страхе отступили назад, но теперь осторожно стали приближаться к вновь прибывшим и смотрели им прямо в глаза. Никлас и Доминик делали вид, что не обращают на них внимания.

Один из мужчин, лежавший на полу, тот, у кого была раздроблена рука, устало сказал:

– Эта чудесная девушка невероятно устала. Любой из нас видит, что она сама больна, но пыталась все время утешить нас, облегчить наши страдания.

– Но кто же все эти люди? – в волнении спросил Никлас. Его уже окружили.

– Рабы из Тубренна. Рассказать об их нечеловеческих страданиях невозможно. Эльдар из Черного леса и она получили приказ тайно вывезти их сюда до начала сражения. Я не хочу утверждать, что Эльдар прилично вел себя с ней.

Доминик вскочил.

– На что вы намекаете?

– Я хорошо слышал, о чем они говорили. Обычные приставания. И когда он не смог добиться того, чего хотел, он, взбешенный, убежал. Сражаться.

Двое из рода Людей Льда обратили свои взоры на Виллему.

– Он тебе ничего не сделал?

Она отрицательно покачала головой.

– То, что говорит этот человек, – неправда. Эльдар хорошо относился ко мне. Он хотел на мне жениться, вы его не знаете. Глубина его души неизведанна. Он ничего не сделал мне плохого. Вчера вечером я почувствовала боли.

– Что за боли? – спросил Никлас.

– Ты знаешь… я все время должна выбегать на улицу… да, тебе это известно… все время.

После небольшой паузы Доминик от души рассмеялся:

– Спасена! После столь до смешного глупых переживаний Виллему вернулась.

– Ничего смешного в этом нет, – резко сказал Никлас. – Мучения дьявольские, это я могу подтвердить.

Доминик стал серьезным.

– Я не об этом. Просто почувствовал необыкновенное облегчение. Не ты ли говорила, что никогда не выйдешь замуж?

Она не ответила.

– Горячая вода есть? – спросил Никлас.

– Да, этого достаточно.

Он налил воду в кружку.

– Выпей, Виллему! И еще одну кружку. Это поможет. Хочешь, я попытаюсь исцелить тебя с помощью моей специальной силы?

– Путем накладывания рук? – вступил в разговор Доминик. – Нет, знаешь, что! Подумай сначала!

Никлас понял, что это может породить новые проблемы, и отказался от своего намерения. Он склонился над ранеными и стал их осматривать. Виллему в это время послушно пила воду, Доминик же грустно гладил ее спутавшиеся волосы. Ею овладела апатия. Она только изредка вздрагивала от боли.

– Ты доктор? – спросил мужчина с раненой рукой.

– Не совсем, – улыбнулся Никлас. – Но кое-чему обучен. Моя сила в руках. Они исцеляют.

– Храни меня Бог! Может быть, вы сможете сохранить мне руку?

– Нет, на такое я не способен. Но попытаюсь сшить кусочек. Но сначала, с вашего позволения, я немедленно должен заняться вашим товарищем.

– Конечно. Как он себя чувствует?

Никлас снял импровизированную повязку, наложенную Виллему.

– Выглядит плохо, но попытаюсь сделать все возможное.

Вокруг него так тесно сгрудились любопытные, что он вынужден был попросить их отойти, чтобы не загораживали света. Доминик сел рядом с Виллему.

– Ты можешь меня простить? – тихо спросил он. Голос ее звучал слабо:

– За что?

– За все мои поддразнивания. Это я делал не со зла.

– Ах, это, – вяло прошептала она. – Это ничего не значит.

Ее ответ в какой-то степени ранил его.

– Он ушел, – продолжала Виллему. – И это наша ошибка.

– Кого ты имеешься в виду, говоря «наша»?

– Всех нас. Мы, в ком течет датская или шведская кровь, мы, разоряющие и разрушающие Норвегию. Я не хочу быть больше датчанкой, стыжусь этого.

– Постой, послушай меня, Виллему, – сказал Доминик. – Тебя эти подлецы систематически обрабатывали.

– Пусти меня, – разрыдалась она и освободилась от его дружеской руки. – Я не хочу иметь с вами никаких дел!

Лицо Доминика вытянулось:

– Мы все хотим, чтобы Норвегия стала свободной, Виллему, даже и те родственники, в ком течет иностранная кровь. Даже твой дедушку Александр хотел этого. Но освобождение страны не должно порождать ненависть и пролитие невинной крови. Время Норвегии придет.

Она вернулась к сегодняшним проблемам.

– Он ушел.

– Это к лучшему. А сейчас поедем с нами домой. Знай, тебе ничто не угрожает. Тебя признали невиновной в убийстве.

Наконец в ее глазах блеснул огонек.

– А Эльдар тоже?

– И он. Вы действовали в целях самозащиты. Такое решение вынес помощник судьи.

Она вскочила, снова полная сил, готовая действовать.

– Я должна пойти к нему!

– К Эльдару? Ты с ума сошла?

– Он должен знать, что мы можем вернуться домой. Что мы можем обручиться.

– Виллему, об этом не может быть и речи.

– Но я люблю его, понимаете это? А я однолюбка. Если кого полюблю, так на всю жизнь!

Никлас посмотрел на нее.

– Ты уверена, что это любовь? А может… строптивость?

– Ты глуп, – заявила она по-детски. – Мне самой лучше знать!

Они сильно усомнились в этом, но промолчали, и снова усадили ее на скамью. Затем общими силами стали обрабатывать раны.

Только спустя полчаса тяжелой борьбы за жизнь одного из раненых они обнаружили, что Виллему на скамье нет. Доминик вскочил и обыскал всю избу. Затем выбежал на улицу. Конечно, она неоднократно совершала небольшие прогулки, но…

Он с трудом разглядел ее следы на тонком слое снега, который сгонялся ветром в сугробы. Она явно пошла на север.

Но скоро следы исчезли.

Два троюродных брата быстро закончили лечение последних ран. Доминик выехал на лошади, а Никлас остался наблюдать за людьми в избе.

Молодой Никлас завоевал любовь многих. Беспомощным он нравился из-за теплых рук, которые он по очереди возлагал на них, облегчая их страдания. Мужчина, раненый в руку, был глубоко восхищен старательностью молодого человека. А потерявший сознание… Никлас не мог его оставить без присмотра. Ибо он находился между жизнью и смертью. Руки Никласа спокойно лежали на грудной клетке больного, некоторые женщины стали показывать свои израненные руки, с просьбами полечить и их. Кристину Тубренн спустили вниз, как следует накормили и напоили. Ей тоже оказали помощь – впервые после нескольких лет лежания привязанной к кровати без всякого ухода.

Но все мысли Никласа были о Виллему, об этой невозможной девчонке, принесшей столько горя и мучений.

Виллему нашла его.

Со своими вилами он ничего не смог сделать.

Четыре пули пронзили его. Он одиноко лежал на горном пастбище и хватал воздух ртом, когда пришла Виллему.

Трясущимися руками она попыталась перевязать его раны, но у нее не было ничего, чем она могла бы остановить кровотечение.

– Виллему, – прошептал он задыхаясь. – В твоих словах была истинная правда. Существует иная любовь.