Маргит Сандему - Вьюга

– Конечно, – подтвердила она глухим голосом. – И Эльдар, мы свободны, нас не обвиняют в убийстве Монса Воллера.

Он вопросительно посмотрел на нее.

– Приехали мои кузены, – сказала она. – Не кузены, а родственники. Они отвезут нас домой в уезд Гростенсхольм. И все будет хорошо.

Он тупо посмотрел на нее.

– Я люблю тебя по-настоящему, Виллему. И это правда. Никогда в жизни я не был столь серьезен.

– Я знаю, друг мой.

– Ты, родственники твои… Это не тот швед, что приехал сейчас?

– Доминик? Да. И Никлас.

Обессиленная рука сжала ее запястье.

– Ты моя, Виллему. Я не хочу, чтобы… – Он закашлялся и не смог продолжать, понимая, насколько серьезно он ранен. – Виллему… Может быть, я…

– Нет, Эльдар, ты не умрешь. Я знаю. Я тебе не позволю!

Он не слышал ее:

– Я не хочу оставлять тебя. Будь всегда со мной, Виллему! Никто не должен обладать тобой, ты моя! Следуй за мной!

– О, Эльдар, ты знаешь, что, если умрешь, я не смогу жить.

– Иди за мной!

– Да, я…

Она задержала дыхание.

Ледяная прозрачная убежденность пронзила ее.

– Нет, я не могу последовать за тобой, Эльдар. Я сначала должна исполнить свое призвание.

– Что ты имеешь в виду?

Она взглянула вверх в небо.

– Я… полна предчувствий. Впервые в жизни я чувствую, что принадлежу к роду Людей Льда, что я отношусь к избранным.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь?

Она снова взглянула на него.

– Мои глаза. Все всегда удивлялись, почему у меня, у Никласа и Доминика желтые глаза. Сейчас я осознала, почему. Больше я не могу. Ибо мы избраны для каких-то больших дел, для чего-то ужасного. И это неизбежно.

Эльдар недоверчиво смотрел на нее, ничего не понимая.

Виллему обуял смех, жуткий, нервозный.

– Я чувствую, что все это тем или иным образом связано с тобой. Какие будут последствия, я не знаю, – сказала она.

– Может быть, я буду вместе с тобой?

Она отнеслась к этому с недоверием.

– Может быть.

Его глаза помутились.

– Эльдар? – прошептала она. – Эльдар, ты меня слышишь?

– Да, – шепотом ответил он.

– Ты не должен покидать меня, Эльдар. Ты должен последовать за мной, а не я за тобой. Ты должен жить, должен!

– Да, Виллему, я люблю тебя.

Доминик искал долго. Следы ее исчезли, стертые ветром. Он не знал больше, где ее искать.

«Она больна, и холод проникает через любую одежду, – думал он. – Я должен найти ее как можно скорее. Иначе будет поздно».

И вот он ее увидел.

Маленькое существо, бредущее, качаясь, вниз с самой высокой вершины, окруженной снежными сугробами.

Он пришпорил коня и помчался навстречу.

С ужасом смотрел он на ее руки.

– Виллему! Что ты делала?

Она медленно взглянула на него. Глаза ее, казалось, были мертвыми.

– Я похоронила свою любовь. Голыми руками я погребла его. Единственную любовь в моей жизни.

Не говоря ни слова, он соскочил с коня и посадил ее в седло. Потом сел сам сзади ее и повернул, как он надеялся, обратно к пастушеской избе.

– Но… ты не могла его похоронить в этой замерзшей земле?

– Нет. Я не смогла. Я сорвала до крови ногти, копала могилу небольшим острым камнем, чтобы он не лежал там непогребенный. Но мне удалось выкопать лишь небольшую яму. Больше я не смогла. Потом я набрала камней и немного земли, и положила все это на него. Над ним сейчас груда камней, под которыми кроется его прекрасное тело.

– Так хоронят лапландцы и эскимосы, – промолвил тихо Доминик. Он завернул ее в свой плащ, а она словно не замечала его присутствия.

– Я молила Бога, Доминик, – произнесла она тем же невыразительным голосом. – Молила и молила, чтобы он остался жив. Но его глаза мутнели. Эльдар уже не слышал меня. Наконец его глаза потухли, а я сидела и сидела, держа его в своих объятиях, не хотела верить, что он ушел от меня. Но тело стало холодным, окостенело, глаза смотрели и ничего не видели. Я поняла, что… его больше нет.

Доминик ничего не сказал. Прижал ее только сильнее к себе. Так она и сидела в апатии всю дорогу, пока они возвращались в избу.

Нашли они ее удивительно легко и быстро. «Видимо, – думал Доминик, – вперед я ехал непонятными обходными путями».

Никлас открыл дверь.

– Долго вы отсутствовали, – крикнул он им еще издалека.

– Да, но я нашел ее, – ответил Доминик. – А это главное.

– А Эльдар?

– Мертв. Возьми ее, она устала.

Никлас протянул руки, и Виллему позволила снять себя с лошади. Она утратила волю, потеряла жажду жизни.

Никлас, испуганный ее видом, немедленно начал промывать и перевязывать ее многочисленные раны.

Для бинтов они стали использовать постельное белье, а это был толстый и тяжелый в обработке перевязочный материал.

Пока Доминик отсутствовал, в избе побывал точильщик, а вернее, Скактавл. Он увез с собой двух раненых и Кристину Тубренн подальше от этих мест. Там Кристина сможет укрыться и жить у добрых людей. Она настояла на том, чтобы ее брат Малте поехал с ней, сказав, что всю свою жизнь она проведет в заботах о нем.

Скактавл был удручен. Многие годы подготовки, надежды и сильное желание… И за одну только ночь все было уничтожено, разбито вдребезги. В сражении с превосходно вооруженными кнехтами погибло огромное количество крестьян. Остальные бежали по домам, или были взяты в плен. За самим Скактавлом сейчас шла охота и он должен был уйти как можно скорее, думал бежать в Швецию.

А губернатор бежал.

– Что мы будем делать с этими? – спросил Доминик, указав на восьмерых оставшихся.

Виллему подняла голову. Искра жизни снова зажглась в ней. Опекаемые ею люди, о которых она проявляла заботу и которых сейчас столь тщательно обихаживал Никлас… что ожидает их? Она снова почувствовала, что готова вспыхнуть. Сердце ее обливалось кровью от боли за них. Беспомощных, выброшенных в мир, где никто их не понимает.

– Никаких проблем с ними не будет, – сказал Никлас. – Мы заберем их с собой.

– Что? – переспросил Доминик. Никлас улыбнулся.

– Вы забыли нашу общую бабушку Лив? Забыли Маттиаса, Калеба и Габриэллу и их дом для обиженных жизнью? Забыли, что в Гростенсхольме и Элистранде есть комнаты для таких гостей?

Губы у Виллему задрожали. Она быстро встала и обвила руками шею Никласа.

– О, Никлас, ты все понимаешь! Можешь думать о будущем, а я не умею.

– Да, да, – рассмеялся он. – Они хорошие работники и не будут никому в тягость. Они должны жить по-человечески.

Доминик с грустью смотрел на то, как она обнимала его троюродного брата. Виллему больше доверяет Никласу, а не ему. И это не удивительно. Доминик поддразнивал ее в юности. И она относилась к нему с недоверием.

Никлас осторожно снял ее руки с шеи.

– Приятно видеть тебя снова веселой, Виллему. Конечно, жаль Эльдара, но он сам рыл себе могилу. Ты его плохо знала. Никто никогда не рассказывал тебе ничего об Эльдаре из Черного леса и о том, почему он несколько лет тому назад бежал из Гростенсхольма.