Кристофер Паолини - Брисингр

— Значит, ты готов быть всего лишь инструментом в руках других?

— Я стану служить людям, как сумею. Я никогда не стремился к первенству, не хотел быть вожаком. Алагейзии не требуется еще один правитель-тиран.

Арья потерла виски:

— Почему с тобой всегда так сложно, Эрагон? Куда бы ты ни направился, всюду ты сумеешь вляпаться в какую-нибудь историю! Такое ощущение, что ты стараешься не пропустить ни одного колючего куста в этой стране и непременно о него исцарапаешься.

— Твоя мать сказала примерно то же самое.

— Что ж, меня это не удивляет… Ну, хорошо. Оставим это. Ни ты, ни я не намерены менять свою точку зрения, а у нас достаточно куда более неотложных дел, чем споры о справедливости и морали. В будущем, впрочем, тебе лучше все же помнить, кто ты есть и что ты значишь для народов Алагейзии.

— Я никогда об этом не забываю. — Эрагон помолчал, ожидая ее ответа, но она оставила его заявление без комментариев. Эрагон присел на краешек стола и сказал: — А знаешь, тебе вовсе не нужно было отправляться меня искать. Я отлично справлялся.

— Ну, разумеется, нужно было!

— Как же ты меня нашла?

— Я догадалась, какую дорогу ты предпочтешь. К счастью, моя догадка оказалась верной, и уже в сорока милях отсюда к западу я смогла определить твое местонахождение по шепоту земли.

— Я не понимаю…

— Любой Всадник не может пройти по этой земле, не оставив следа. Те, у кого есть уши, чтобы слышать, и глаза, чтобы видеть, способны довольно легко обнаружить признаки его присутствия. Птицы пели о том, как ты идешь, наземные животные чуяли твой запах, и даже сами деревья и трава помнили твое прикосновение. Связь Всадника и его дракона столь сильна, что те, кто хорошо чувствует силы природы, способны чувствовать и эту связь.

— Тебе надо как-нибудь научить этому трюку и меня.

— Это вовсе не трюк, это искусство, точнее, просто умение обращать внимание на то, что тебя окружает.

— Тогда зачем же ты явилась прямо в Исткрофт? Куда безопаснее было встретить меня за пределами этого селения.

— Обстоятельства заставили. Как и тебя, впрочем, так мне кажется. Ты ведь и сам не очень-то хотел заходить в это селение, верно?

— Верно… — Эрагон понурился; на него вдруг навалилась чудовищная усталость, ведь он весь день был в пути, но он, отогнав усталость, указал на платье Арьи и спросил: —

Неужели ты, наконец, решила отказаться от своих штанов и рубахи?

На губах Арьи промелькнула легкая усмешка. — Только на время этого путешествия. Я прожила среди варденов столько лет, что даже и вспомнить не могу, сколько в точности, однако все время забываю, до чего люди упорны в своем желании разделить женщин и мужчин. Я никогда не могла заставить себя полностью принять ваши обычаи, даже если и не веду себя так, как обычно ведут себя эльфы. Кто мог сказать мне «да» или «нет»? Что мне носить и чего не носить? Моя мать? Но она находилась на противоположном конце Алагейзии. — Арья спохватилась, поняв, что сказала больше, чем намеревалась, и продолжила: — Так или иначе, а вскоре после того, как я покинула лагерь варденов, я имела весьма неприятную встречу с двумя погонщиками волов и вскоре после этого взяла и украла это вот платье.

— Оно тебе очень идет и отлично сидит.

— Одно из преимуществ владения магией — это отсутствие необходимости ждать помощи портного.

Эрагон рассмеялся. Потом спросил:

— И что же теперь?

— А теперь давай отдыхать. Завтра еще до восхода солнца надо постараться выскользнуть из Исткрофта никем не замеченными. Поверь, это было бы разумнее всего.

В ту ночь Эрагон улегся перед дверью на полу, а Арья устроилась на кровати. Это отнюдь не было вызвано тем, что Эрагон — мужчина или что он проявляет особую куртуазность, хотя он, конечно, непременно настоял бы, чтобы Арья в любом случае легла на кровати; скорее, это была просто мера предосторожности. Если бы кто-то вознамерился вломиться к ним в комнату, было бы странно, если бы он обнаружил, что на полу спит женщина.

Час за часом проходил без сна, и Эрагон лежал, разглядывая балки у себя над головой и трещины в деревянной обшивке, и никак не мог успокоить мечущиеся мысли. Он перепробовал все известные ему способы, пытаясь уснуть, но все время возвращался к мыслям об Арье, к их неожиданной встрече, к ее комментариям по поводу того, как он обошелся со Слоаном, а также, и чаще всего, к тем чувствам, которые он к ней питал. Что это были за чувства, он бы и сам не смог с уверенностью сказать. Он мечтал быть с нею, но она ответила ему отказом, и это сильно охладило его любовный пыл. Душа его была полна боли, гнева, отчаяния и тоски, ибо Эрагон не желал соглашаться с безнадежностью своих устремлений, но не знал, что тут можно еще предпринять.

У него даже сердце защемило, когда он прислушался к ровному дыханию Арьи. Было мучительно находиться так близко от нее и не иметь возможности хотя бы подойти к ней. Он терзал край рубахи, мечтая отыскать хоть какой-нибудь выход из сложившейся ситуации; смириться с неугодной судьбой он по-прежнему не желал.

До глубокой ночи он сражался с этими неспокойными мыслями, пока, наконец, усталость не взяла над ним верх и он не уплыл в давно поджидавшие его объятия сна. В мире снов он блуждал несколько часов, пока на небе не начали меркнуть звезды. Пора было покидать Исткрофт.

Они отворили окно и спрыгнули на землю, находившуюся футах в двенадцати; такой прыжок любому эльфу показался бы пустяковым. Прыгая, Арья плотно, по-женски, прижала к себе юбку, чтобы та не задралась ей на голову. Приземлились они в нескольких дюймах друг от друга и тут же бросились бежать между домами к окружавшему селение частоколу.

— Людям будет невдомек, отчего мы ушли среди ночи, — сказал на бегу Эрагон. — Может, стоило обождать и покинуть постоялый двор утром, как все?

— Оставаться было опасно. А за комнату я уже расплатилась. Хозяину главное получить деньги, его не волнует, рано мы ушли или поздно. — Они разбежались в разные стороны, огибая какую-то жалкую повозку, и Арья прибавила: — Но сейчас надо постараться и нигде не задерживаться. Если мы станем медлить, этот чертов Гальбаторикс наверняка нас найдет.

Добежав до ограды, Арья ринулась вдоль нее и вскоре обнаружила столб, как бы выступавший из стены. Обхватив его руками, она повисла на нем, пробуя на прочность. Столб покачнулся и заскрипел, но устоял.

— Ты иди первым, — сказала Арья. — Прошу тебя, иди первой ты.

Нетерпеливо фыркнув, она провела руками по своему платью.

— В платье, между прочим, лезть на стену куда менее удобно, чем в мужских штанах.

Эрагон почувствовал, как вспыхнуло от смущения его лицо, и, не задавая больше вопросов, ухватился за выступающий столб, подтянулся и принялся карабкаться вверх, поддерживая себя сомкнутыми коленями и ступнями. Взобравшись на изгородь, он помедлил, балансируя на острых концах частокола, и Арья прошипела снизу: