Кристофер Паолини - Брисингр

— Через девять месяцев после того, как я стала посланником, и, честно говоря, единственным настоящим посланником, направленным моей матерью к варденам, я совершала путешествие из лагеря варденов в Фартхен Дуре в столицу Сурды, которая тогда еще только стала независимым государством. Вскоре после того, как я и мои спутники покинули Беорские горы, мы встретились с бандой бродячих ургалов. Мы с удовольствием оставили бы мечи в ножнах и продолжили свой путь, однако ургалы, в соответствии со своей потребностью завоевать честь и славу в бою и благодаря этому укрепить свое положение в своем племени, требовали сражения. Силой мы их превосходили, ибо среди нас был Велдон, тот человек, что сменил Брома на посту предводителя варденов, и нам не составило особого труда отогнать ургалов подальше. В тот день я впервые отняла чью-то жизнь. И потом это не давало мне покоя много недель, пока я не осознала, что непременно сойду с ума, если буду продолжать думать об этом. Многие, кстати, так и не могут остановиться и в итоге становятся настолько гневливыми, настолько подверженными своим горестным настроениям, что на них уже больше нельзя положиться; или же сердца их превращаются в камень, и они утрачивают способность отличать правое от неправого.

— И как же тебе удалось договориться с самой собой?

— Я подробно рассмотрела все те причины, которые привели меня к убийству, и твердо поняла, что поступила по справедливости. Удовлетворенная этим, я спросила себя, является ли наше дело достаточно важным, чтобы и впредь оказывать ему поддержку, даже если это, вполне возможно, вынудит меня убивать снова. А потом для себя я решила: как только я начну думать о мертвых, то сразу же постараюсь представить себе, что вернулась домой и нахожусь в садах Дворца Тиалдари.

— И это помогло?

Отбросив волосы с лица, Арья заткнула их за ухо и сказала:

— Да, помогло. Единственное противоядие от разрушительного действия яда насилия — это поиск мира внутри собственной души. Это целительное средство не так-то легко получить, но оно стоит любых усилий. — Она помолчала и прибавила: — А еще помогает дыхание.

— Дыхание?

— Да, медленное, регулярное дыхание, как когда медитируешь. Это один из наиболее эффективных способов успокоиться.

Следуя ее совету, Эрагон принялся методично вдыхать и выдыхать, стараясь сохранять ровный темп и изгонять из легких весь скопившийся там воздух. Через минуту узел у него под ложечкой почти рассосался, брови раздвинулись, и призраки убитых врагов уже не казались ему столь материальными. Волки снова завыли, и он, испытав легкое смятение, стал слушать их вой без страха; эти звуки словно утратили ту силу, что способна была смутить его душу.

— Спасибо тебе, — сказал он Арье; та в ответ лишь грациозно качнула подбородком.

Потом они с четверть часа молчали, и наконец Эрагон сказал:

— А вот ургалы… — И умолк, словно не зная, как изложить терзавшие его сомнения. — Как ты думаешь, Насуада права, что позволила им присоединиться к варденам?

Арья подобрала какую-то веточку, лежавшую у подола юбки, и принялась крутить ее в точеных пальцах, изучая этот жалкий кусочек дерева с таким видом, словно он содержал некую тайну.

— Это было смелое решение, и я просто восхищаюсь ею. Она всегда действует исключительно в интересах варденов, какой бы ни была цена этого.

— Она огорчила многих, приняв предложение Нар Гарцвога.

— И вновь завоевала их расположение и верность с помощью Испытания Длинных Ножей. Насуада на редкость умна, когда дело доходит до поддержки собственного авторитета. — Арья швырнула веточку в костер. — Я ни малейшей любви к ургалам не испытываю, но не испытываю к ним и ненависти. В отличие от раззаков, они исходно не злые существа, просто они слишком любят войну. Это очень важное отличие, даже если особого утешения оно и не приносит тем семьям, которые стали их жертвами. Мы, эльфы, и раньше вступали в союз с ургалами и снова заключим союз с ними, если возникнет такая необходимость. Это, так или иначе, вполне плодотворный союз.

Ей не нужно было объяснять, почему это так. Многие свитки, которые Оромис предложил Эрагону прочесть, были посвящены как раз ургалам, особенно один: «Странствия Гнаэвалдрскальда»; эта история заставила его понять, что вся культура ургалов основана на боевых действиях. Ургалы могли повысить свое общественное положение только за счет налетов на другие селения — ургалов, людей, эльфов или гномов, не имело никакого значения, — или же за счет побед в поединках с соперниками, порой смертельных. И когда наступала пора выбирать себе мужа, самки ургалов отказывались считать жениха достойным внимания, если он не сразил в бою по крайней мере троих соперников. В результате каждое новое поколение ургалов было вынуждено вызывать на бой как своих ровесников, так и представителей старшего поколения и рыскать повсюду в поисках возможности доказать свою военную доблесть. Эта традиция так глубоко въелась в их плоть и кровь, что любая попытка подавить ее заканчивалась неудачей. «По крайней мере, ургалы действительно те, за кого себя выдают, — думал Эрагон. — А это куда важнее, чем многие иные качества, свойственные, например, людям».

— Как это получилось, — спросил он, — что Дурза смог устроить засаду ургалов на тебя, Гленвинга и Фаолина? Неужели вы не пользовались никакими защитными чарами?

— У них были заколдованные стрелы.

— Значит, эти ургалы были колдунами? Арья закрыла глаза и покачала головой.

— Нет. Это была черная магия, одно из изобретений Дурзы. Он весьма радовался, применяя подобные штучки в Гилиде, например ко мне.

— Не знаю, как тебе вообще удалось так долго ему сопротивляться. Я же видел, что он с тобой сотворил.

— Это… это было нелегко. Я воспринимала мучения, которым он подвергал меня, как некое испытание на пути служения главной цели, как некий способ доказать себе, что никакой ошибки я не совершила, что я действительно достойна символа иавё, «уз доверия». До некоторой степени я была даже рада этому испытанию.

— Но все же и эльфы не до конца способны противостоять боли. Поразительно, что тебе удавалось столько месяцев скрывать от него местонахождение Эллесмеры.

Арья даже слегка порозовела от гордости.

— И не только местонахождение Эллесмеры, но и то, куда я отправила яйцо Сапфиры, и где спрятала свои магические формулы, записанные на древнем языке, и все остальное, что могло бы Гальбаториксу весьма и весьма пригодиться.

Оба немного помолчали, потом Эрагон снова спросил:

— А ты часто думаешь об этом — о том, что тебе пришлось пережить в Гилиде? — Она не ответила, и он пояснил свой вопрос: — Ты никогда не говоришь об этом. Ты довольно легко вспоминаешь сам факт своего заключения, но никогда ни слова не говоришь о том, что все это значило для тебя самой, о том, как ты к этому относишься.