Кристофер Паолини - Брисингр

Затем шар отплыл от Арьи и направился к Эрагону; ему он казался некоей дырой в ткани мирозданья, окруженной короной из белых язычков пламени. Шар медленно проплыл перед Эрагоном, гудя столь интенсивно, что у него на глазах выступили слезы, а язык, казалось, посыпали медным порошком; по всему телу у него ползли мурашки, и крохотные электрические искорки плясали на кончиках пальцев. Слегка испуганный всем этим, Эрагон даже подумал, не стоит ли и ему коснуться шара, как это сделала Арья. И посмотрел на нее, ища совета. Она кивнула и жестом подсказала, что так и надо сделать.

Он протянул руку к этой «черной дыре» и очень удивился, когда почувствовал сопротивление. Шар, казалось, был сейчас бесплотен, однако отталкивал его руку, точно течение быстрого ручья. Чем ближе Эрагон подносил руку, тем сильнее отталкивал ее шар. С усилием он преодолел последние несколько дюймов и прикоснулся к самой сердцевине этого загадочного существа.

Сквозь пальцы Эрагона брызнул голубоватый свет; весь шар вспыхнул этим ослепительным голубым огнем, затмившим сияние остальных шаров и все вокруг залившим бледно-голубым светом. Эрагон вскрикнул от боли, когда эти голубые лучи хлестнули его по глазам, быстро нагнул голову и прищурился. Затем внутри шара что-то сдвинулось, словно разворачивал свои кольца спящий дракон, и мыслей Эрагона коснулось чье-то присутствие, легко сметя всю его мысленную защиту, как сметает буря ворох сухих листьев. Эрагон невольно охнул. Неподдающаяся описанию радость наполнила его; чем бы ни был этот шар, он, казалось, состоял из чистейшего счастья. Он радовался тому, что жив, и все вокруг доставляло ему удовольствие. Эрагон готов был заплакать, столь велика была эта чистая радость, охватившая его, но он более был не властен над своим телом. Неведомое существо держало его на месте, а мерцающие лучи по-прежнему ослепительным пучком исходили из-под ладони Эрагона. Ему казалось, будто чьи-то осторожные пальцы скользят по его костям и мышцам, нащупывая те места, куда он был ранен. Затем он снова почувствовал мысленное прикосновение неведомого существа. Несмотря на эйфорическую радость, охватившую Эрагона, это прикосновение показалось ему настолько сверхъестественным и странным, что ему захотелось убежать, однако там, внутри его сознания, бежать было некуда. Он был вынужден оставаться в столь интимном взаимодействии с душой волшебного существа, а оно обследовало его воспоминания, читало его мысли, перелетая с одной на другую со скоростью эльфийской стрелы. Интересно, думал Эрагон, как это оно умудряется впитать в себя столько сведений за столь малый отрезок времени? Пока существо обследовало его память, он и сам попытался в ответ заглянуть в его душу и хоть что-то узнать о его природе и происхождении, однако же существо мгновенно пресекло все подобные попытки, так и не дав ему возможности понять, что же оно собой представляет. Те немногие впечатления, которые Эрагону все же удалось получить, были столь отличны ото всего, что он обнаруживал, заглядывая в мысли и души иных существ и вещей, что так и остались для него загадкой.

Последний поток магической энергии почти мгновенно охватил все его тело, и Эрагон почувствовал, что существо его покинуло. Связь между ними прервалась так резко, словно от чрезмерного напряжения лопнул толстый канат. Яркий свет, бивший из-под ладони Эрагона, почти совсем померк, оставив после себя некое светящееся «эхо» в виде бледных розоватых неясных образов, мелькающих у него перед глазами.

Снова бесконечно меняя цвета, шар, висевший перед Эрагоном, съежился до размеров яблока и присоединился к своим спутникам внутри того мерцающего вихря света, что окружал их с Арьей. Гудение или пение их усилилось до почти невыносимой громкости, а затем вихрь как бы взорвался, и во все стороны брызнули разноцветные ослепительно сверкающие сгустки света. Они вновь объединились, перегруппировываясь на лету футах в ста от темного кострища, налетая друг на друга, толкаясь и играя, точно веселые котята, а затем понеслись к югу и исчезли, словно их тут и не было. И ветер сразу почти улегся, превратившись в едва заметное дыхание.

Эрагон упал на колени, протягивая руки в том направлении, куда улетели светящиеся шары, и чувствуя в душе невероятную пустоту после тех мгновений радости, которые они ему подарили.

— Что, что это такое? Кто они? — спрашивал он снова и снова, задыхаясь и кашляя, потому что в горле у него отчего-то страшно пересохло.

— Духи, — сказала Арья. И села.

— Но они совсем не похожи на тех духов, что вышли из Дурзы, когда я убил его.

— Духи могут принимать множество различных обличий, по своему желанию или капризу.

Эрагон поморгал глазами и вытер их тыльной стороной ладони.

— Кто же может осмелиться пленить с помощью магии столь чудесные существа? Это же чудовищно! Я бы, например, постыдился после этого называть себя волшебником. Ха! А Трианна еще хвастается тем, что она колдунья! Придется заставить ее прекратить дурацкие забавы. Пусть оставит духов в покое, иначе я изгоню ее из Дю Врангр Гата, а Насуаду попрошу изгнать ее и из лагеря варденов.

— Я бы на твоем месте не стала так спешить.

— Но ты ведь не считаешь правильным, что маги и волшебники заставляют духов подчиняться их воле? Они такие прекрасные, что… — У Эрагона даже голос сорвался от переизбытка чувств. — Любой, кто причиняет им зло, должен быть наказан, чтоб неповадно было впредь!..

Чуть усмехнувшись, Арья заметила:

— Я чувствую, что Оромис так и не успел коснуться этой темы, когда вам с Сапфирой пришлось покинуть Эллесмеру.

— Если ты имеешь в виду духов, то он несколько раз упоминал о них.

— Но без особых подробностей, осмелюсь заметить.

— Да, наверное.

Арья чуть шевельнулась в темноте.

— Духи всегда привносят ощущение некоей прорехи, если вздумают пообщаться с нами, созданными из плоти и крови, но не позволяй им обманывать тебя. Они совсем не такие уж доброжелательные, миролюбивые и веселые, как непременно постараются внушить любому. Доставлять удовольствие тем, с кем они взаимодействуют, — это их способ самозащиты. Они ненавидят быть привязанными к одному месту и давным-давно поняли, что если тот, с кем они взаимодействуют, счастлив, то вряд ли станет удерживать их при себе, превращая в своих слуг.

— Не знаю, — сказал Эрагон. — Они делают тебя таким счастливым, что я могу понять, почему кому-то может захотеться удержать их при себе, а не выпустить на свободу.

Арья пожала плечами:

— У духов столько же трудностей в предсказании нашего поведения, как и у нас — в отношении их. У них так мало общего с другими народами Алагейзии, что переговоры с ними даже на простейшие темы — дело весьма непростое; любая встреча с ними всегда чревата опасностью, ибо никто никогда не знает, какова будет их реакция.