Дэйв Дункан - Воин поневоле

– Я… не знаю, светлейший.

– Извини! Я не должен был смеяться над… Я знаю, ты хочешь мне помочь, и я очень признателен тебе. Почему ты стала рабыней?

– Я была очень плохой, светлейший.

– Как это понять?

– Я не знаю, светлейший.

– В прежней жизни?

Она смущенно кивнула. Стоит ли вообще говорить об этом?

Он нахмурился.

– Так значит, жрецы велят тебе быть хорошей рабыней в этой жизни? Вот как!

Он опять замолчал и задумался.

– Богиня о них позаботится, – сказала она, набравшись смелости.

– О ком?

Кажется, она ошиблась.

– О ваших… женщинах, сыновьях…

В его взгляде опять вспыхнул мужской интерес. Он покачал головой.

– Ничего подобного! У меня никого нет… Так ты об этом думала? – он стал еще печальнее. – И зачем говорить только о сыновьях? А если бы у меня были дочери, разве не стал бы я о них заботиться?

– Я думала… воин.. – от волнения она начала заикаться.

– Никакой я не воин, Джа, – он вздохнул. – Ни в этом мире, ни в каком другом. И никогда им не буду.

– Богиня может сделать все, светлейший.

Он опять улыбнулся, на этот раз с сожалением.

– Вряд ли она сможет сделать из меня воина. Чтобы научиться владеть мечом, нужны годы. Джа… – он замолчал, – пожалуйста, выслушай меня. Я не хочу сегодня с тобой… развлекаться… хотя я уверен, что именно этого ты от меня ждешь. Но не думай – это не потому, что ты непривлекательна, – глядя на тебя, я весь дрожу. Ты великолепна, но дело не в этом.

Она не должна подавать вида, что разочарована.

Он опять смотрел на свечу.

– И дело не в том, что тебе приходится этим заниматься со многими мужчинами. Я думаю, именно так и бывает, да?

Может быть, его связывает клятва?

– Да, светлейший… Уолли. Если они платят моей хозяйке.

Свеча опять осветила его белые зубы.

– Значит, у тебя нет выбора, и значит, это не роняет тебя в моих глазах. Дело не в этом… Может быть, тебе трудно будет понять Там, откуда я пришел, мы презираем тех, у кого есть рабы. Если я скажу тебе «ложись», то тебе пришлось бы лечь, а такое положение вещей меня не устраивает. Мужчина и женщина занимаются этим, когда они любят друг друга и оба этого хотят. Поэтому у нас ничего не будет.

– Я хочу этого, светлейший! – О нет! Откуда у нее взялось мужество?

Ну да, ведь это всего лишь сон.

– Потому что должна! Нет, Джа.

Видимо, так действует вино… Она с трудом поборола желание рассказать ему, что за нее всегда платили больше, чем за других, и поэтому Кикарани приберегала ее для стариков, для тех, у кого денег больше, что молодые мужчины всегда доставались старым и некрасивым женщинам. Неужели он не понял, почему она защитила его от посторонних глаз именно таким образом? И не понял, что, слыша его молчание, ей хочется плакать от бессилия. И в то же время она приходила в ужас при мысли о том, что он может проснуться и увидеть рядом с собой рабыню.

– Да, светлейший, – сказала она, склонив голову.

– Ты будешь спать на этой половине кровати, – он поднялся, не глядя на нее, – а я – на этой. Так, куда мне пойти, чтобы…

– На улицу, светлейший, – она удивилась.

Он опять улыбнулся своей непривычной мальчишеской улыбкой, которая появлялась внезапно, и тогда казалось; что он совсем молодой и счастливый. – Я не собираюсь делать это здесь! А там все равно где, да?

Он вышел в теплую тропическую ночь. Она убрала со стола. На завтра осталось много еды, поэтому Джа выловила мошек, закрыла блюда, завернула их в полотно и убрала в корзину. Потом она пальцами загасила свечу, и в домике стало темно. Только Бог Сна, светящийся в небе, бросал в окно полосу мерцающего серебра.

Вскоре до нее донеслись странные звуки, и, удивленная, она решила разузнать, в чем тут дело.

Он прислонился к стене, положив голову на руки. Все его тело сотрясали рыдания. Воин плачет? Это было очень странно, но она уже привыкла к тому, что он – необыкновенный воин.

Наверное, вино придавало ей мужества: она обняла его и увела в дом.

Он не сказал ни слова. Он лег, кровать скрипнула. Он уткнулся лицом в подушку и продолжал всхлипывать. Она сняла платье и легла с другой стороны, как ей было приказано. Она ждала.

Наконец рыдания стихли.

– Что там такое? Что это за свет в небе? спросил он шепотом.

– Это Бог Сна, светлейший.

Он промолчал, но она знала, что он не спит. Она ждала.

– Бог печали и бог радости – братья, светлейший. – Это все вино.

Он подвинулся к ней.

– Расскажи мне.

И она рассказала ему то, что услышала однажды, очень давно, от другого раба, юноши, которого никогда больше не увидит.

– Бог печали и бог радости – братья. Когда Мир только создавался, оба они ухаживали за богиней юности. Она выбрала бога радости, и они крепко любили друг друга. В положенное время она родила ему сына. Такого прекрасного младенца не видели даже боги, и отец взял его на руки, чтобы все на него посмотрели. Но увидев ребенка, бог печали пришел в ярость, и его гнев погубил дитя. Бог печали испугался того, что сделал, и бежал, но остальные боги заплакали. Они пошли к Самой Богине искать правосудия. Она провозгласила, что богиня юности всегда будет рожать для бога радости ребенка – самого прекрасного из богов, но этот бог навсегда останется младенцем и будет жить лишь несколько мгновений. Однако младенец этот будет сильнее своего отца, и бог печали, самый страшный из всех богов, не устоит перед ним и всегда будет бежать от него. Вот почему только самый маленький из всех богов может обратить в бегство бога печали.

– А как зовут этого маленького бога? – спросил он из темноты.

– Это бог наслаждения, светлейший.

Он повернулся и обнял ее.

– Так давай вместе поищем этого маленького бога, – сказал он.

Она боялась, что воин будет груб, но он был сама нежность. Он был терпеливым и сильным, неутомимым и внимательным, таким, каким не был с ней ни один мужчина. Много раз они призывали этого маленького бога, и бог печали в страхе бежал.

Зажужжала муха, и Уолли проснулся. Он открыл глаза и тут же закрыл их снова. Опять солома?

Все оставалось по-прежнему.

Раньше была больница, серьезные врачи в белых халатах, усталые медсестры со шприцами… знакомые, искусственно-веселые лица, цветы, которые присылали с работы… запах дезинфицирующих средств и звук полотеров… боль, путающиеся мысли, влажная духота лихорадки.

Были видения и бред… огромный человек в тумане, у него смуглая кожа, длинные черные волосы и жесткое лицо, широкое, с высокими скулами и квадратной челюстью, на лбу – какие-то варварские знака И это обнаженное чудовище что-то кричит ему, угрожает.

Последний раз он видел это лицо вчера вечером, в зеркале.

Под влажной простыней он ощупал свою руку. Да, тело все то же. У Уолли Смита никогда не было таких рук.