Сусанна Арменян - Одинокие велосипедисты

— Ну вот, отошел… Только не хватай меня!

— С чего ты взял, что я буду хватать?

— Один раз ты уже… — Томо замолчал на секунду, секунду, секунду. — Мы стояли на дороге, и фары были такие яркие, слепящие. Ничего не было видно. И ты так больно схватил меня за плечи!

— Ты вспомнил? — удивленно поднял брови дон Салевол. — А ну, давай, вспоминай остальное. Я помогу.

— Не надо, — глухо произнес граф Томо. — Я всё помню. Всё.

…С тех пор, как граф Томо вспомнил, он всё это пытался забыть. У него не получалось. Дон Салеовл боялся за Томо еще больше, чем раньше.

Обескураженный вспышкой своего сознания, граф Томо перестал воспринимать себя как затерявшееся звено стальной цепи. В его жизни снова появились и прошлое, и будущее, и немного настоящего.

В Деп-И-Солеве Томо нравилось. Здесь не было шумных похоронных гонок и стелящегося над мостовыми вечернего тумана. Самым высоким зданием в городе был трехэтажный особняк Сира А-Пика.

Сир А-Пик считался святым покровителем городка в семнадцатом поколении. На самом деле он любил танцы, шлейфы, духи и увлекался составлением сложных мозаик из крупинок черной, красной и белой икры. Но про это никто не знал.

Самым высоким деревом в Деп-И-Солеве была слива, в дупле которой иногда жили безработные кошки.

Кошачья биржа трудоустройства была расположена на заднем дворе рыбзавода, там где река Дамы Оноокой делала поворот. Времена были тяжелые, и найти порядочный дом с достаточным количеством крыс было сложно.

Дон Салевол бросил работу шофера-дальнобойщика, так как страх за графа Томо не позволял ему надолго отлучаться из города. Теперь дон Салевол практиковался как начинающий агент по торговле рабочей силой. Он трудоустраивал вольных кошек и мулов и брал за свои услуги не очень высокую плату.

Граф Томо помогал ему. По вечерам они сидели под тяжелым абажуром, вели учет квитанций, и Томо левой рукой выстукивал на компьютере цифры, имена, коды…

Бывало, устраивались вечеринки. Тогда Бёркс-о-Бен готовил свой клубничный пирог и толстенькие творожники, дон Салевол приносил в двух авоськах неисчислимое количество лимонада, красного вина и белого хлеба, а граф Томо профессионально смешивал коктейли.

Приходили друзья, которые помнили дона Салевола с детства, еще с тех пор, когда он катался на трехколесном велосипеде и распугивал незнакомых кошек.

Тут были и прекрасный знаток сладкоголосия дон Лодилав, и потомственный кузнец дон Церуго Гнурав-Раих, и известный вялотворец дон Апул… Среди гостей были и дамы: дама Зер-Бо, странная и тонкая; дама Амад, стригущая купоны в салоне крысоты; дама Арегем, старая и веселая; а еще была дама Вретс-зи-Авретс, в которую граф Томо влюбился без опознавательных знаков.

Он пытался ухаживать, но стеснялся своей правой руки, то есть отсутствия там какой бы то ни было кисти. Что он только не делал, чтобы Дама Вретс-зи-Авретс не замечала его увечья. Поднося ей коктейль в высоком стакане, он прятал обрубок за спиной и поворачивался к даме левым боком.

Втягивал руку в рукав и даже чуть отводил назад левое плечо.

— Что же вы всё боком и боком? — поднимая левую бровь, задавала дама Вретс-зи-Авретс сложный вопрос, и граф Томо не знал, как ему сделать так, чтобы не отвечать.

— Прокатимся по городу? — не дождавшись, когда Томо заговорит, предложила дама и, шагнув к графу, приложила свое сложное теплое бедро к его ноге.

Граф быстро и беззащитно заморагл и чуть не задохнулся этой необъяснимой дамой.

Вскоре, потихоньку улизнув с вечеринки, они ехали по набережной на спокойных мулах.

Луна, — понимал Томо, — ночной прохладынй ветер… В волнах реки Дамы Оноокой шелестели чешуей редкие русалки. Мулы шли рядышком и о чем-то неромко переговаривались.

— Интересно, заметили там уже, что нас нет? — придумал наконец себе реплику граф Томо.

— Пусть, — безразлично произнесла дама. Томо взял ее за руку, но она мягко и даже брезгливо высвободила свою ладонь.

— Луна, — сказал Томо, кивком указывая даме на маслянистый лимон в небе.

— Это не повод, — сухо ответила дама Вретс-зи-Авретс.

— Вы дама вольная, подневольная или невольная? — вежливо поинтересовался граф Томо, чтобы далее более осмотрительно строить беседу. Он так волновался, что попытался провести по лицу несуществующей рукой. Резко дернувшись, опустил обрубок на бедро.

— Я — дама отдельная, — строго произнесла его спутница, шлепая снятой перчаткой по шее мула, который чуть замедлил шаг. — И не просто отдельная, а прямо-таки особенная и из ряда вон выходящая. Я коллекционирую.

— Что коллекционируете?

— Озёра, — сказала дама. — У меня уже есть озеро Зеро, на днях я купила озеро О, присматриваю еще одно — озеро Тяжелой Воды. И много других есть. Вы интересуетесь озерами?

— Нет, — признался Томо.

— Чем же вы интересуетесь?

— Дамами… То есть, одной, конкретной, отдельной и очень особенной дамой.

— Я думала, и вы особенный, — оловянным голосом протянула дама Вретс-зи-Авретс. — А вы такой же… Неужели, кроме дам, нет для вас, графов, ничего приятнее и желаннее?

И не дожидаясь ответной реплики Томо, дама неожиданно повернула своего мула и поехала в сторону. Граф Томо слез с седла.

Он долго шел вдоль парапета набережной, глядя в зелень воды и вдыхая странный речной запах. Мул некоторое время шел за ним, а потом повернул, и скоро звук от его копыт затерялся в темных деп-и-солевских улочках.

Граф Томо был один. Он думал о многих вещах. Потом сидел на холодном каменном парапете и смотрел.

Когда небо стремительно навалилось на город отчаянной синевой, Томо стало страшно. Он ощутил неотвратимую смертельность этого утреннего часа.

Постепенно неестественный солнечный свет согнал графа с парапета, и Томо пошел дальше.

Деревья, равномерно поднимающиеся из асфальта вдоль реки, были как правые руки, впивающиеся в небо. Они роняли вниз — серыми орущими листьями — голодных воробьев. Птицы возились, как мыши, купались, пили воду, дрались, клевали — по очереди — подпрыгивающий кусочек печенья… Томо вспугивал их своими осторожными шагами, но птицы тут же возвращались на свои места, далеко не отлетали, не чувствуя со стороны человека какой-либо угрозы.

Так граф Томо дошел до моста Дамы Оноокой. Находясь в самой середине его, граф увидел идущего навстречу пешехода. Юноша шагал легко и стремительно, он был одет в скучное зеленое пальто, а шею укрывал теплый коричневый шарф. На рукаве пальто граф Томо уже издалека разглядел знакомый герб.

Граф Осцилло — очередной его граф Осцилло — приблизился к Томо вплотную.

Оба остановились.