Лола Екшибарова - Путь

Затаившись в высокой сухой траве, мы наблюдаем за дорогой. Там, внизу, как раз под нами, только что показались первые телеги, и я напрягаю зрение, стараясь разглядеть: чьи? Если обоз наш, то почему нет впереди обязательного Зеленого разъезда; если не наш, то опять же, какой-то совсем неохраняемый. Подвод много, около двадцати, они явно груженые, плотно укрытые, не поймешь, что везут. Возницы все сильные, возрастные мужики, женщин почти нет. Веррен, толкнув меня, показывает соединенные в кольцо большой и указательные пальцы, знак «западня», я согласно киваю. Правильно, мне тоже не нравятся неохраняемые обозы. Слишком уж на ловушку смахивают. Десятник поочередно тычет пальцем по направлению движения телег, в меня, в себя, вниз назад.

Стараясь как можно меньше шевелить мертво позванивающую траву, сползаю с пригорка, тихо крадусь вдоль по опушке, держась наравне с первой подводой.

Именно потому, что чувствую чужое присутствие задолго до возможной встречи, остаюсь живой. Ментальный посыл нескольких десятков человек открылся вдруг, резко, я рухнула в ближайшие кусты, свернулась клубком. Затаив дыхание, разглядывая вереницу хоссов, направляющихся как раз в сторону оставшихся разведчиков, понимаю: если олухи сейчас хоть немного расслабились, по возвращении найду очередную могилу.

Переждав пару часов, возвращаюсь, и понимаю, что волновалась зря. Все живы. Партизаны не увидели разъезд. Веррен, сосредоточенно хмурый, решает непростую задачу: необходимо срочно вернуться, но при этом каким-то образом обогнать незамеченными хитроумную хосскую приманку с телегами на тракте, по которому и надо, собственно, вернуться.

На то он и десятник, чтобы думать. Пользуясь главным правилом разведчиков: всем поровну, засыпаю сразу. Дежурить будут другие, те, что не следили за обозом.

Веррен поднимает нас в сумерках, голос сиплый, глаза шальные. Мы молчим выжидающе, ждем приказа. Понимая, что стороны две, а выход один.

— Прорываться будем. — Подтверждает общие опасения Веррен. — Здесь ждать резона нет, вот-вот следующий обоз пойдет, не знает же никто про здешние дела. Скажут: разведчики были, значит, тракт чист. Все полягут, не совладать им с силой хосской…

— Откуда только набежали, стервецы… — Негромко ругается кто-то за спиной Веррена, тот кивает согласно, нервно сплевывая под ноги. Ему по-настоящему страшно, и мне тоже. Пробиваться придется сквозь нешуточный заслон, не зря приманка среди бела дня на глазах крутится, северяне явно выжидают, когда кто-нибудь попадется. И попадется, если мы не предупредим. А мы?.. Тот отряд, что прошел утром, был человек в тридцать. Значит, впереди, в засаде, не менее дважды столько. А нас!..

Основательно затягивая ремни под седлом, жалею, что прорываться нам надо назад, откуда пришли, на засаду, а не вперед, на возможно, слабые посты. Конечно, мы можем двинуть к Талли, и никто не возразит — приказ у нас однозначный. Но мы не двинем. Веррен решил.

На дорогу высовываться никто не спешит до времени, сколько можно, идем перелеском, осторожно обходя открытые места. Конечно, это сильно растягивает путь, но позволяет пожить еще немного. Только когда доходим до поворота, что делает тракт, уходя от болотистых лугов к югу, понимаем: пора проверить, к кому благосклонна судьба сегодня.

Выехав на дорогу, некоторое время просто молчим, усаживаясь поудобнее в седлах, приглядываясь к огонькам внизу, Веррен без слов отмахивает рукой: «вперед!» и мы устремляемся вперед.

Мой меч дважды звенит о железо, пока я миную заставу на дороге. Лошадь летевшего впереди разведчика не желает перепрыгивать баррикаду, встает на дыбы, и они оба тут же умирают, еще не успев упасть. Слева вылетает из седла Марни, вторая женщина в десятке, следом за ней еще кто-то. Поневоле оказываюсь сразу за Верреном, вижу, как его гнедой легко перепрыгивает преграду, сама пригибаюсь в седле, вцепляясь в поводья, и!.. кубарем лечу в придорожную канаву. Сразу за баррикадой.

А потом.

— Везучая! — Замечает Веррен, когда я все же выхожу к армии южан на пятые сутки. Вспоминая, как долго кричала перед смертью Марни; как я сама пролежала в грязной луже много часов, выставив над маслянистой глинистой поверхностью лишь нос; как готова была выбить себе зубы, что бы они не стучали так громко; как много раз видела сквозь слипшиеся ресницы сапоги почти над головой, и слышала чужую, напевную речь; как… я киваю. Да. Мне сказочно везет, я знаю.

Неделя в походном лазарете, под кучей вонючих шкур меня не доконала, отвратительные настойки пополам с дрянной водкой не отравили.

По прошествии двух недель после выхода к своим, я вновь в седле. Странно, но именно в том, из которого вылетела полмесяца назад.

За месяц упорных боев южане отошли сначала к своим собственным рубежам, а потом, сопротивляясь, но, не выдерживая, стали отступать по своей земле. Синяя сотня сменилась наполовину, когда отступление превратилось в бегство. Пешие и конные отступали в куче, теряя по пути обозы и друг друга. До укрепленных Переправ на реке Ледянке оставалось совсем немного: десять дней, пять, три… Хоссы, не намереваясь выпускать врагов из крепкой пасти, трепали так, что перья летели. Остатки Зеленой и Синей сотни стали практически живым щитом на флангах. Щитом, принимающим на себя удары каждодневно догоняющих свежих отрядов, превращающих ненадежный усталый щит в крошево. Черная сотня отступала более сплоченно, охраняя Короля Гатра, держа центр.

Мне сказочно везло, как точно однажды заметил Рэм. За два месяца кровавой рубки смерть ни разу не заинтересовалась мной.

До Переправ оставалось два дневных перехода, когда стало понятно — нам не дойти. Уже сутки ни одного хосса не наблюдалось на горизонте, верный признак, что вскоре налетят тучей. А нам больше не отбиться, могла спасти лишь быстрота отступления, но… но!

Холмы заканчивались границей владений эйльфлёр. Скоро, за поворотом - открытый пологий спуск к Переправам. Степь, в которой невозможно укрыться. Подъезжая к пересохшему руслу безымянной реки, я впервые обратила внимание на Запретный Лес, по границе которого мы отступали вторые сутки. Южане привычно не глядели на него, и не задумываясь о возможности помощи с той стороны, а я задумалась. На камнях бывшего русла не видно следов. А Запретный Лес… Он ведь для всех запретный?

Мы не шли, мы тащились по степи, и с этим ничего нельзя было поделать. Отчаяние холодными каплями сочилось в душу. Я не выдержала.

— Баграт! Погоди. Разговор есть.

Пока я говорила, подошли еще десятники, выслушали меня, ни разу не перебив, и не согласились. Напрасно я толковала им про пересохшее русло, про тактику отвлечения, про наилучше условия, для избавления от погони сейчас, пока мы еще не завернули на открытое пространство.