Кэрол Берг - Стражи цитадели

Я потянулась к подушкам Филомены и убрала добрую их половину. Остальные же расположила так, чтобы она могла легко менять позу без риска быть задушенной.

Принесенное Нэнси теплое полотенце я свернула валиком и засунула под спину Филомены.

— О, так намного лучше!

— Прекрасно. Нэнси может менять полотенце так часто, как ты пожелаешь. А теперь тебе надо отдохнуть. Когда проснешься, я расскажу тебе и твоему сыну о Томасе то, ради чего я приехала.

— Это его не вернет, — сказала Филомена, устраиваясь в «гнезде» и зевая.

— Не вернет, — подтвердила я.

Я чувствовала себя слегка виноватой за радостное предвкушение, покалывающее мою кожу. Спустя десять лет после ужасной смерти мой супруг действительно вернулся к жизни — эта чудесная тайна до сих пор была не полностью доступна моему пониманию. Всего несколько месяцев прошло со дня летнего солнцестояния, когда потерявший память принц-чародей вторгся в мою жизнь. И лишь считанные недели — с того мига, как я поняла, что это Кейрон каким-то чудом снова ожил в нем, а чародей Дассин подтвердил мои догадки. На исходе того дня, когда они оба прошли через пылающие Ворота Моста Д'Арната и исчезли, мой муж все еще не мог вспомнить ни свое прошлое, ни прошлое Д'Нателя, принца Авонара, в чьем теле он сейчас существовал. Но Дассин уверил меня, что восстановление памяти Кейрона — лишь вопрос времени, труда и чародейства. Он вернется. И узнает меня.

Вид уснувшей Филомены, дышащей ровно и глубоко, вернул меня к той томительной печали, которую не могло облегчить даже чудесное воскрешение Кейрона. Сын моей невестки был жив, а мой…

Велев Нэнси охранять опочивальню, я вышла в коридор и, стоя на верхних ступенях лестницы, заглянула в гулкий колодец надвратной башни. Пыльные струи света лились из высоких и узких окон. Эта башня была сравнительно новой по меркам комигорской истории, но в детстве нам с Томасом она казалась удивительной. Огромные черные и серые плиты, которыми был вымощен ее пол, представляли собой великолепную площадку для сотен игр. Нашей любимой забавой были шахматы, и мы постоянно заманивали и вовлекали слуг, гостей, собак и кошек в наши развлечения в качестве живых фигур. Когда свет падал справа, толстые, заключенные в свинцовые переплеты стекла высоких окон превращали солнечные лучи в радугу. Я сидела на верхней ступеньке и мысленно уносилась по красным, синим и фиолетовым дорожкам далеко от малолюдной сельской глуши, где стоял наш дом.

В своих детских грезах я и представить не могла что-то, хотя бы отдаленно напоминающее странные пути моей жизни и тайны мироздания, оказавшегося намного большим, чем меня учили. Удивительно уже само по себе то, что я вышла замуж за чародея, одного из тех, кого священники и народ Четырех королевств поносили как воплощение зла. Но несколько месяцев тому назад я узнала, что за пределами известного нам мира существует и другой, ввергнутый в долгую и ужасную войну. Гондея — так называется мир волшебников, мир народа, к которому принадлежал и мой муж, хотя и он, и его предки, изгнанные в самое обделенное магией из королевств, позабыли об этом.

Погрузившись в воспоминания, я спустилась по лестнице. Внизу, примыкая к надвратной башне, располагалась моя любимая комната в замке — отцовская библиотека. Я коснулась медной ручки двери…

— Задержитесь-ка на секундочку, сударыня! — окликнул меня из-за спины резкий дрожащий голос — очень знакомый. — Позвольте спросить, кто вы такая и какое у вас дело в герцогской библиотеке, не говоря уже о том, с чего это вы эдак по-хозяйски распоряжаетесь прислугой в этом доме?

Я с улыбкой повернулась к собеседнице:

— Неллия, неужели ты забыла — я же всегда своевольничала!

Хотя пожилая женщина опиралась на трость, от изумления она чуть не рухнула навзничь.

— Сериана! Пусть ослепят и оглушат меня боги, если это не моя дорогая девочка… После такой долгой, такой трудной дороги… Ох, ну надо же…

Она принялась рыться в карманах. Я подхватила ее под руки и усадила на обитую кожей скамью.

— Я уж было начала сомневаться, что увижу здесь хоть одно знакомое лицо. Но если б я могла выбирать, конечно же, я предпочла бы встретить тебя. Сдается мне, что бы там ни было, а с домом по-прежнему все в порядке?

— Ох, дитя мое, как я рада вас видеть. Из всех, кого вы знали, действительно не осталось никого, кроме меня. Госпожа наша, — в это слово было вложено достаточно пренебрежения, чтобы мнение Неллии о жене Томаса сделалось очевидным, — большую часть своей прислуги из города привезла. Задумала всех нас выжить. Хорошо еще, его светлость, брат ваш, не позволил ей отослать ни меня, ни Джона Хэя, ни Бете Суини, белошвейку. Но вы и сами видите, что дела здесь идут неважно. Новых служанок заботит только госпожа и ее добро, Джон Хэй умер два года назад, а Бете отправили на пенсию, она живет у дочери в Грейстеве. Так что я здесь одна осталась. От меня немного пользы, но эти глаза еще не настолько плохи, чтобы не увидеть мою маленькую фею, так нежданно вернувшуюся домой.

Она погладила меня по колену и вытерла глаза платком.

— Распорядиться, чтоб открыли вашу комнату? Я оставила там все как было, надеялась, что вы с братом когда-нибудь снова поладите. Мы никогда не верили в то, что о вас говорили. Столько гадостей нам наболтали, вот только я знала, что моя маленькая Сейри скорее проглотит жабу, чем сделает что-то дурное. Хозяин это не обсуждал, а хозяйка, она вообще ни о ком слова доброго не скажет. Так что и я, и Бете, и Джон Хэй никогда не верили тому, что она о вас говорила…

Неллия остановилась перевести дыхание. Возможно, ожидая…

Рассказы, что она могла слышать обо мне, были, скорее всего, совершенно мерзкими: тюрьма, ересь, связи с чародеями и прочими приспешниками зла — преступления, которые стоили бы мне жизни, если бы мой брат не был другом детства короля и Защитником Лейрана.

Я приобняла Неллию за костлявые плечи:

— Забудь о том, что обо мне говорили. Все это просто ужасное недоразумение. Я очень ценю твою заботу о моих вещах, но не собираюсь здесь оставаться. Я приехала лишь затем, чтобы поговорить с Филоменой и ее сыном. Когда Томас погиб, я была с ним. В конце концов, мы помирились.

Покрасневшие глаза Неллии наполнились слезами.

— Рада это слышать. Он всегда был гордым мальчиком и вырос таким же мужчиной. Гибкости так и не научился. Почти все и всегда бывало по его желанию, но покоя ему это не принесло. Видеть его столь высоко поднявшимся и столь жестоко истерзанным — это разбивало мне сердце, ведь я знала его с пеленок.

— Но его сын? Томас говорил о нем с такой любовью. Несомненно, мальчик сделал его счастливым.

Неллия нахмурилась и покачала головой.