Александр Егоров - Повелитель Ижоры

Мало-помалу их охватил суеверный ужас: им уже казалось, что со смертью конунга сама эта земля, Ижора, непременно погибнет, и разгневанные боги погубят всех, кого здесь увидят.

Гнева Перуна боялись, как видно, еще больше, чем гнева самого Ингвара. Так уж воспитал их конунг – всех своих бывших и ныне выросших дружинников, многие из которых когда-то любили его, как отца, а потом были безжалостно изгнаны прочь, чтобы уступить место новым.

И вот они, постояв с минуту в зале с догорающими свечами, один за другим осторожно спустились вниз по лестнице и покинули башню.

А вскоре опустел и весь поселок. Девчонок и пленников увели в лес; те, кому повезло меньше, так и остались лежать у сгоревших домов или прямо на дороге.

Изгнанник Влас уходил последним. На лесной тропинке он замедлил шаг и свернул в сторону. Родом из псковских славян-кривичей, он один жалел об Ингваре. И он решил ждать молодого ярла из похода – с победой, в которую никто не верил, или с поражением, в которое верить не хотелось.

Теперь он смотрел на Филиппа сочувственно.

– Не печалься так, мой ярл, – сказал он. – Я знал раньше. Прости.

– Ты знал раньше? – спросил Фил упавшим голосом.

– Было знамение: придет конец Ижоре. Все покинули Хорса, творили зло, и боги разгневались. Хоре отвернулся от нас.

Понять его теперь было непросто. Почему-то он вздумал говорить на старинном славянском наречии, торжественно и велеречиво, как в церкви. В иное время Фил только посмеялся бы, но сейчас словно проглотил язык.

– Что-то случилось там, на поляне, – предположил Ники.

– Мы прогневили Хорса, – повторил Власик угрюмо. – Перун дышал пламенем. Святовид ослеп.

Сразу несколько мыслей, одна другой мрачнее, теснились у Фила в голове.

– Кто-то включил излучатели, – тихо сказал Ники. – Кто-то воспользовался ревайндером. Перун дышал пламенем… наверно, что-то перемещали тяжелое. Много сразу. Я знаю, кто это мог быть, Фил.

– Он умер, – отозвался Фил, будто не слышал. – Какая теперь разница.

– Все не так просто.

Ники со скрипом выдвинул ящик стола. Посветил фонариком. Печально кивнул, будто нашел там то, что искал.

– Мне кажется, это для тебя, Фил, – сказал он.

Письмо было написано быстрым уверенным почерком, будто писавший дорожил каждой минутой. И это не был почерк Ингвара.

Филипп разгладил бумагу на столе и придвинул свечу ближе.

«Привет, мой конунг, – читал он. – Если ты это читаешь, значит, ты все-таки вернулся. Тогда не обижайся, что я тебя не дождалась. Видишь ли, все получилось спонтанно. И сейчас, извини, у меня не так много времени: мне еще нужно прогревать этих долбаных истуканов, а энергия, кажется, на исходе».

Строчки плясали перед глазами, и Фил болезненно щурился.

«Да, Филик, я ухожу, – продолжала Диана. – Мне здесь надоело. К тому же с большими деньгами в нашем времени куда интереснее. Это ведь и наш добрый Ингвар понимал. Вообще-то это была его идея – возвратиться в наш мир, поднакопив золота… он ведь и тебе хвастался, правда? Но я решила, что он может и подождать. А чтобы он не спорил, я дала ему несколько наших веселых таблеток, ну, ты их знаешь. Подсыпала прямо в вино. Правда, боюсь, несколько больше, чем обычно, – иначе старик становится таким надоедливым… Теперь он спит прямо в кресле. Наверно, видит сладкие сны. Впрочем, он выпил лишнего, как обычно, поэтому сложно представить, что он там видит».

В конце строчки Диана нарисовала забавный смайлик.

«Веселые таблетки… – думал Фил. – Она знала, что делает. Она знала».

С тяжелым сердцем он читал дальше:

«Прости, если все вышло не совсем так, как мы с тобой думали, помнишь? Я хотела бы уйти вместе с тобой и малышом Ники, честно (снова смайлик). Но я не могу ждать. Пока конунг… спит… здесь становится опасно. Мне кажется, эта реальность на глазах деградирует, если только ты правильно поймешь это слово, мой хороший».

«Я все правильно понял», – тоскливо подумал Фил.

«Так что прощай, мой конунг. Мне было с тобой хорошо и весело, ты даже не подозреваешь, как весело. К тому же я ведь была у тебя первой, правда, малыш? Думаешь, я не догадалась? Теперь ты до самой смерти будешь помнить свою Динку».

Последние слова были вместо подписи. А чуть ниже была приписка:

«P. S. Кстати, там, откуда я родом, меня действительно звали так».

Фил медленно скомкал письмо.

– Что там было? – спросил Ники.

– Так, ничего.

– Она убила его, – с уверенностью сказал Ник. – Убила, как только он стал ей не нужен. Она забрала ноутбук и оставила нас здесь. Я никогда ей не доверял, Фил. Я хотел тебе сказать, но ты все равно не слушал…

– Замолчи.

С минуту никто не произносил ни слова. За окнами светало. Небо над лесом заалело так, что было больно смотреть.

Тело Ингвара по-прежнему лежало ничком, и его седой затылок в лучах восходящего солнца казался окровавленным. Чуть позже Фил заметил, что дело обстоит еще печальнее. На шее мертвеца действительно запеклись бурые пятна: похоже было, будто перед смертью кровь шла у него из ушей.

– Нужно похоронить его, – сказал Влас. – Он был славный конунг.

Филипп не ответил. Он проглотил комок в горле и отвернулся.

– Пойдем, – сказал Ники Власику. – Наверно, ему надо побыть одному.

Вдвоем они молча спустились по лестнице. Фил безучастно наблюдал за ними. Никто сейчас не смог бы понять, что у него на уме.

Пока шаги не затихли внизу, Филипп сидел за столом, не двигаясь. Потом взял в руку подсвечник. Внимательно поглядел на пламя, на оплывающий воск свечи, для чего-то тронул фитилек – огонь едва не погас, а горячий воск обжег Филу палец. Он поставил свечу обратно на стол.

Поднялся из-за стола.

Остановился над неподвижным телом.

– Вот так, отец, – сказал он негромко. – Зачем только ты послал меня в этот поход? Видишь, что из этого вышло?

Как и следовало ожидать, Ингвар не отвечал.

– Зачем я вообще отыскал тебя, – сказал Филипп. – Жил бы себе и жил. Работал бы курьером.

Ответом снова была тишина.

– А что, если бы все когда-то случилось иначе? – спросил Фил опять. Он присел на корточки над мертвецом, глядя на его поредевшие, растрепавшиеся, седые, когда-то такие же рыжие волосы. – А что, если бы ты не изобрел никакой «Rewinder»? Ты бы просто жил с нами, со мной и с матерью. Научил бы меня программированию. Мы купили бы машину, ездили бы… на залив… а?

Откуда-то взявшаяся муха, жужжа, прилетела и уселась Ингвару на шею. Фил взмахнул рукой, и муха убралась.

– А теперь вот ты умер, – сказал Фил. – А мне тебя даже не жалко как следует. Потому что я не успел к тебе привыкнуть. А ты?

Он осторожно взял мертвое тело за плечо. Попробовал перевернуть. Тело оказалось тяжелым и неповоротливым. Фил случайно дотронулся до Ингварова уха: оно было холодным и отчего-то сырым, как кусок мяса в мясном магазине.