Наталья Михайлова - Королевство белок

— Теперь хорошо… Теперь все заживет.

Берест с трудом разжал зубы и медленно повернул голову, чтобы видеть свое плечо. Ирица обмывала ему кровь: в рожке, свернутом из коры, она принесла воды из ручья. На месте открытой раны кожу стягивал свежий рубец. Берест коснулся его рукой:

— Это ты?!

— Я. Раньше железо мешало, а теперь нет, — ответила лесовица. — Больше не будет больно.

Взошла луна, по траве скользили тени сплетенных веток — их едва качал слабый ветер. Ночь была такой тихой, что слышался даже звон ручья неподалеку. Земля медленно отдавала тепло, стоял запах нагретых за день солнцем трав и хвои. Берест прислонился к стволу сосны, слегка запрокинув голову. Он дышал глубоко, отдыхая от пережитой боли. Рядом с Берестом замерла лесовица — ее волосы при луне казались белыми. Чудилось, что она — неподвижный столбик тумана, вставшего в ночном лесу над травой, только в глазах отражалось неяркое пламя костерка.

— Тебе нужно спать, и ты выздоровеешь, — сказала Ирица. — Я знаю.

Она хотела помочь Бересту лечь, но тот вдруг порывистым движением то ли обнял ее, то ли сам прижался к ней, опустив голову ей на плечо.

— Сколько же у тебя хлопот со мной, милая. Выходит, ты и погоню сбила со следу?

Ирица на миг замерла, а потом сама обняла Береста, провела рукой по влажным от росы волосам.

— И погоню, — подтвердила она. — Я стала на твой след, и свора тебя не почуяла.

Скоро Берест уснул. Ирица никогда не спала всю ночь, как люди. Она сидела около Береста и пыталась понять, чем он, человек, отличается от нее, лесовицы, и от ее братьев-дубровников. Они не дают друг другу имена, а он дал ей имя. И у него самого есть имя. Как это — быть человеком? Она уже научилась говорить словами. Это получилось почти что само собой.

Ирица всматривалась в лицо спящего человека и прислушивалась к его снам. В них все было спокойно. Он выздоровел. Под самое утро Ирица легла рядом с Берестом, положив голову ему на грудь. Он спал так крепко, что ничего не почувствовал.

Вместе с солнцем Ирица проснулась. Она пошла к ручью, у истока которого образовалось небольшое озерцо — скорее, яма, наполненная водой. Прихватив взятую в деревенском доме ленту, она спустилась к яме и заглянула в воду. Платье, которое Ирица сшила себе зимой, было изрядно потрепано, да и подол она разорвала, чтобы перевязать Бересту рану, а ткать и шить новое прямо сейчас было негде. Ирица взяла ленту и обвязала вокруг лба, как делают человеческие женщины. Некоторое время лесовица внимательно смотрела на свое отражение: лучше с лентой, чем без нее, или хуже? И так, и этак было хорошо. Наконец она решила: раз человеческие женщины носят ленты, значит с лентой она будет больше нравиться Бересту. Ирица поспешила обратно к месту ночевки. Возвращаясь, она почувствовала, что тянет дымком. Берест проснулся и раздул костер.

— Вот ты где! — окликнул он, увидав Ирицу. — Ты к ручью ходила?

Берест широко улыбнулся, не в силах скрыть радости от того, что рука его снова слушается, а лихорадка прекратилась. Его радость передалась Ирице. Она поймала себя на том, что улыбается так же широко.

— Ну вот, ты совсем здоров… Тебе ночью не было холодно?

— Не помню. Ничего не помню! — засмеялся Берест. — Спал как убитый.

— Я ходила к озеру посмотреть на себя, — она показала на ленту. — А где хлеб?.. Я еще ягод наберу.

Ирица поискала взглядом завернутую в лопухи половину каравая. Берест постоял молча, как будто в коротком, но глубоком раздумье. Затем он сделал то, чего лесовица никак не ожидала: быстро подошел к ней, взял за руки и сказал:

— Ирица, а пойдешь за меня замуж? Я незлой человек, всегда буду с тобой по-хорошему. А?

Ирица не поняла. Не отнимая рук, спросила:

— Я знаю, что ты не злой. А что значит — «пойти за тебя замуж»?

Берест сперва только приоткрыл рот, а потом рассмеялся снова:

— Что за чудо ты лесное? Не дитё ведь, должна знать.

— Должна знать, а не знаю, — твердо сказала Ирица. Она понимала, что это что-то важное. — Скажи мне.

Берест поднял брови.

— Да как же это объяснить? У людей есть мать и отец. А мать и отец — это и есть жена и муж друг для друга.

— Мать, отец… — повторила Ирица. — Они кто?

— Постой… Ведь ты как-то родилась на свет? — ласково спросил Берест, как спрашивают, пытаясь вразумить, ребенка.

— Я не родилась. Я в чаще из травы появилась, когда был самый длинный день в году. Моя трава — ирица, ты же сам меня так назвал.

— Как это — появилась?

— Как туман над травой.

Берест покачал головой:

— Вот диво! — и в раздумье взялся за свой обросший подбородок. — Ты же не дух… вон, и руки у тебя теплые, и ленту ты себе в волосы вплела, как наши девушки. Травинка ты лесная…

Ирица улыбнулась, потрогала свои почти совсем белые волосы:

— Травинка зеленая, а я… такой трава бывает, когда летом на солнце выгорит.

Берест пошел к ручью умыться, а потом стал помогать Ирице собирать ягоды. Она нашла куст ежевики. После своего мгновенного выздоровления Берест был голоден. Он нетерпеливо срывал ежевику, царапая шипами руки. В его огрубевших пальцах ягоды мялись, пачкая ладони лиловым и красным соком. И когда они с Ирицей сложили свои ягоды вместе, то с первого взгляда было видно, где сорванные им, а где — ей. Ее ежевика была целой, а его — мятой, и она набрала больше.

Берест отрезал по ломтю хлеба, остальное снова завернул в лопухи. Ирица отломила кусочек. Человеческая еда казалась ей теплой и давала силы. Она съела горсть ежевики и стала смотреть, как ест Берест. Тот в мгновение ока покончил со своей долей и нахмурился, оставшись голодным. Лесовица молча протянула ему едва надломленный хлеб.

Берест отвел ее руку:

— Нет, Ирица, я теперь здоров. Хватит уже со мной нянчиться.

— Мне не надо больше есть, — ответила Ирица. — А тебе надо. Потому что ты… — она подыскивала слова, чтобы ему объяснить… — как большой зверь.

— Какой зверь? — улыбнулся Берест.

Ирица ответила:

— Лесной тур, — и улыбнулась в ответ, вспомнив быстрого, грозного и красивого зверя.

После еды Берест до самого полудня упрямо колотил камнем по сочленению кандального браслета на своей руке. Он уже и боли в запястье не чувствовал, рука стала, как чужая. Останавливаясь передохнуть, он говорил:

— Есть одно дело, Ирица… На каменоломнях я своему товарищу слово дал. Надо выполнять. Его зовут Хассем. Может, видела, черный такой?

Ирица сидела рядом и молча смотрела на его усилия. Если бы полным сочувствия взглядом можно было помочь делу, браслет давно бы уже был сбит.

Услышав о Хассеме, она встрепенулась.

— Да, Вороненок…

В очередной раз дав рукам отдохнуть, Берест хмыкнул:

— Вороненок? А, похож!.. Он, может, тебе не понравился? — насторожился Берест. — Это зря. Он только с виду сердитый, твой Вороненок.