Робин Хобб - Лесной маг

Он вдохнул, резко выдохнул, словно приняв какое-то решение, и заговорил о другом.

— Бурвиль, я сожалею, что большинство наших новобранцев проходит посвящение. Но полагаю, ты тоже его выдержал. Что ты о нем думаешь? Можешь говорить откровенно.

— Это было ужасно, сэр. Но оно сделало со мной именно то, что мне все обещали. Теперь я понимаю, чем мы тут занимаемся. И то, насколько это безнадежно.

— Я опасался, что ты придешь к этому выводу. Слишком многие из моих офицеров и солдат думают так же. А я сижу здесь день за днем и размышляю. Мне нужно строить дорогу. Однако никто не может подойти достаточно близко к ее концу, чтобы продолжить работы. Нам даже не удается закончить предыдущий участок. Ты учился в Академии не только инженерной науке, но и искусству управления людьми. И я надеюсь, что у тебя появились какие-то идеи, со всем этим модным образованием.

Он ошибался, но мне совсем не хотелось говорить об этом так прямо.

— Я учился всего год, сэр. И мое обучение прервала эпидемия чумы.

— Тем не менее ты родился в хорошей семье. Сын ты нового аристократа или нет, но в твоих жилах течет кровь старых Бурвилей. Если ты и дальше будешь продолжать так, как начал, ты сможешь сделать карьеру. Да, тебе придется это заработать, но я хочу, чтобы ты знал: я не стану тебе мешать из-за гнева твоего отца. Но и продвигать тебя только из-за твоего имени не стану.

— Благодарю вас, сэр.

Его слова вновь возродили во мне, казалось бы, угасшую надежду. Мне вдруг страстно захотелось проявить себя перед полковником Гареном с лучшей стороны, не как простой кладбищенский сторож.

— Сэр, я вижу три подхода к решению этой задачи.

— Я слушаю.

— Первый очевиден — я уверен, что его уже испробовали. Нужно обогнуть это, чем бы оно ни было.

Он покачал головой.

— Строительство дороги продвигается по старым торговым путям, поднимающимся прямо в горы. Для тракта есть лишь один подходящий перевал. Если только мы не хотим сровнять холмы и засыпать долины на протяжении многих миль, другого пути нет. А каковы остальные подходы, солдат?

Все это я уже слышал. Королевский тракт обсуждали в каждой таверне. Для Фарлетона наступили тяжелые времена, но люди сохранили гордость. И если существовал способ преуспеть в этом проклятом задании, они хотели его отыскать.

— Найти способ защитить людей от ужаса.

Он нахмурил лоб.

— У тебя есть конкретные предложения? Или ты хочешь сказать, что его остановит какая-то броня?

— Нет, сэр. Но известно, что выпивка иногда делает осторожных людей дерзкими до безумия. Может ли человек перестать бояться, но сохранить достаточно соображения, чтобы продолжать работу?

— Ты имеешь в виду спиртное? Или наркотик?

— Настойка опия заставила лейтенанта Хитча легче отнестись к своему ранению.

Полковник коротко кивнул самому себе.

— Это что-то новое. Я поговорю с врачами, и посмотрим, что из этого выйдет. А третий?

— Выяснить, что вызывает ужас, и избавиться от него. Судя по разговорам в городе, старым торговым путем пользовались многие поколения. А теперь никто не может там пройти, и спекам приходится спускаться вниз, чтобы торговать с нами. Поэтому я предполагаю, что нечто этот страх вызывает и раньше его не было. Ну а если что-то имело начало, возможно, его можно и остановить.

Полковник поджал губы, словно забыв, что у него во рту нет трубки.

— Какой… необычный взгляд.

Он кивнул своим мыслям и некоторое время смотрел в огонь. Я очень надеялся, что он размышляет над моими словами, а не просто забыл о моем присутствии.

— Сэр, могу я задать вопрос? — собравшись с духом, нарушил тишину я.

— Задавай.

— А король знает, с чем нам пришлось столкнуться? Известно ли это генералу Бродгу?

— Да, мы пытались рассказать о наших трудностях королю, однако он не принял наших объяснений. Что до генерала Бродга, он, как и все мы, пролил пот Геттиса. И теперь, когда его порицают за чрезмерное сочувствие простым солдатам, мне кажется, что причиной тому именно этот опыт. Он побывал в Геттисе; он видел то, с чем мы столкнулись, — не только ужас, но и чуму. — Он внезапно откашлялся, словно решив, что слишком откровенен с простым солдатом. — Ты свободен. Возвращайся к своим обязанностям. Передай сержанту, пусть напишет запрос для плотников и те приготовят доски надлежащей длины для пятидесяти гробов. Только не произноси этого слова вслух. Я уверен, он справится. И помни, что я не спускаю с тебя глаз, Бурвиль. Бурв. Можешь идти.

Я быстро развернулся кругом и вышел из кабинета. После кратких переговоров с сержантом — во время которых я спрашивал себя, известен ли ему мой секрет, — я вышел из штаба на улицу.

Я покинул кабинет полковника с новыми вопросами взамен прежних. Я никак не мог понять — то ли Гарен немного не в своем уме, то ли он чертовски хороший офицер. Мысль о том, что одно другому не мешает, беспокоила меня еще больше.

Непредсказуемые перемены настроения полковника и случайная встреча со Спинком встревожили меня. Я решил не возвращаться сразу же домой, а пообедать в столовой с остальными солдатами. Я нередко ел вместе с ними, когда был в подходящем настроении, чтобы, общения ради, выслушивать их насмешки. Некоторых из них я почти мог назвать друзьями.

Нас кормили в длинном двухэтажном здании. Нижний зал предназначался для рядовых; офицеры поднимались наверх, где обстановка была более изысканной. В конце зала находилась кухня с тремя большими очагами для приготовления пищи и огромной хлебной печью. Летом здесь, несомненно, было невыносимо жарко, но зимой тепло очагов и запахи пищи делали это место уютным. Низкий потолок потемнел от дыма. В нижнем зале деревянный пол всегда оставался грязным. Столы обветшали, а сидеть на длинных скамейках было неудобно, особенно для меня, но мне все равно здесь нравилось. Мне и так не хватало разговоров и смеха не меньше, чем книг и занятий, а встреча со Спинком вызвала новый поток воспоминаний.

Эбрукс и Кеси уже сидели в зале, когда я вошел. Я взял большую миску горячей бараньей похлебки и четыре свежих ломтя хлеба и присоединился к ним. Они были не самыми смышлеными парнями и летом косили траву на кладбище. Зимой расчищали от снега и льда дорожки. В сезон чумы копали могилы.

— Привет, толстяк, — беззлобно приветствовал меня Эбрукс — почти лысого Кеси он обычно звал Кудрявым. — Как дела с копанием могил?

— Холодно, — ответил я, и он рассмеялся, словно я удачно пошутил.

Эбрукс наклонил лицо к самой миске с похлебкой. Он всегда так ел. Его ложке редко приходилось подниматься выше чем на пару дюймов. Я попробовал похлебку. На вкус она была словно мокрая овца на запах.

— Что привело тебя в город? — спросил Кеси.