Робин Хобб - Лесной маг

К тому времени, как Эмзил замолчала, ее плечи совсем поникли, словно она ждала, что я ее ударю.

— Так что теперь ты знаешь, — едва слышно продолжила она, — я совершила то, в чем обвиняют тебя. Я его убила. Я хочу, чтобы ты знал правду, прежде чем решить, станешь ты мне помогать или нет.

Я тяжело опустился на стул.

— Ты не можешь остаться здесь, Эмзил. Это… небезопасно для тебя и детей. Я даже не уверен, могу ли я сам дальше оставаться здесь.

Некоторое время она молчала.

— Это потому, что я его убила? — Ее голос дрожал от ярости. — Ты думаешь, что сюда явится кто-то из Мертвого города, и обвинит меня, и меня вздернут, а ты останешься с моими детьми на руках.

То, как она произнесла последние слова, сказало мне гораздо больше, чем намеревалась Эмзил. Она рассчитывала, что я стану для нее защитой на случай подобной беды. Она привела сюда детей в отчаянной надежде, что я о них позабочусь, если ее найдут и казнят. Я попытался говорить успокаивающе.

— Я польщен. Для меня большая честь, что ты решила привести детей сюда. И очень много значит, что ты услышала все эти рассказы обо мне, но не поверила им. Во всем городе и форте найдется не так много людей, готовых быть рядом со мной. Но я был совершенно серьезен, когда предупреждал, что вам здесь будет небезопасно. Страсти кипят. Сегодня, когда мне приказали покинуть город, я опасался погони. Я не исключаю, что этой ночью на меня нападут или подожгут этот дом. С такой ненавистью я сегодня столкнулся. Я не могу принять тебя, Эмзил. Я бы хотел, но не могу.

— Да, конечно, — с горькой иронией согласилась она и встала, чтобы уйти.

Я преградил ей дорогу. В ее глазах вспыхнули искорки гнева, но я не шелохнулся. Вынув из кармана серебряную монету, которую мне дал полковник, я протянул ее Эмзил.

— Возьми, — попросил я.

— Ты мне ничего не должен! — прошипела она.

— Я должен тебе то же, что ты дала мне. Веру в то, что я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы утверждать — ты не убила этого человека. Ты лишь сделала то, что должна была, чтобы защитить своих детей. Возьми эту монету — для них. Она, по крайней мере, накормит их сегодня. Забери их из борделя Сарлы Моггам, это дурное место. Отведи их… — На мгновение я замешкался, а потом решительно продолжил: — Отведи их в дом лейтенанта Кестера. Поспрашивай людей. Кто-нибудь наверняка знает, где он живет. Лейтенант Спинрек Кестер. Скажи ему все то же, что ты сказала мне. Что если он даст кров над головой тебе и твоим детям, ты будешь готовить, и убирать, и все такое. Скажи его супруге, что прежде ты была белошвейкой и что ты хочешь честно зарабатывать себе на жизнь. Она тебе поможет. Она такая.

Эмзил посмотрела на монету, которую я вложил ей в ладонь. Потом недоуменно перевела взгляд на меня.

— Мне сказать им, что ты меня послал? И мне… ты хочешь, чтобы я иногда приходила сюда? По ночам?

— Нет, — быстро отказался я, чтобы не поддаться искушению. — Нет. Ты мне этого не предлагала, а я тебя об этом не просил. И не говори им, что тебя послал я. Скажи им… Нет, скажи именно ему, что ты хочешь, чтобы твой свисток имел форму выдры — ты слышала, что свистки такой формы приносят удачу и могут спасти человеку жизнь. Но скажи ему это только тогда, когда рядом никого не будет. Ты меня поняла? Это важно.

Ее лицо выражало лишь замешательство.

— Ты хочешь, чтобы он счел меня полоумной и приютил нас из жалости?

— Нет, Эмзил. Это кое-что, о чем мы с ним оба знаем, кое-что, что даст ему понять, как важно тебе помочь. Как некогда помогли ему самому.

— Значит, свисток в форме бобра, — осторожно выговорила она.

— Нет. Выдры. В форме выдры.

Она сжала монету в кулаке.

— По крайней мере, отдай мне твои штаны, — неожиданно потребовала она.

— Что? — на этот раз удивился я.

— Вот эти твои грязные штаны. Отдай их мне, я выстираю, перешью, а потом принесу обратно.

Предложение было соблазнительным.

— Нет, — отказался я. — Всякий, кто увидит их, сразу поймет, чьи они. Эмзил, до тех пор, пока мне не удастся обелить свое имя, никто не должен знать, что мы знакомы. Спасибо тебе за все, а теперь иди.

Она опустила взгляд.

— Невар, я…

Неожиданно она шагнула вперед, и я подумал, что она меня обнимет. Но она лишь протянула руку и легонько похлопала меня по плечу, словно я был своенравным псом.

— Спасибо тебе, — повторила она.

Я отошел от двери, и она выбежала из моего дома. Я смотрел ей вслед. Маленькая женщина торопливо шагала по грязной дороге в сторону города. Я поддался внезапному порыву, склонил голову и попросил доброго бога присмотреть за ней.

Я не смог купить в городе продуктов. Несмотря на все происшедшее, мне зверски хотелось есть. Я выпил чаю, пытаясь заглушить им голод. Потом тщательно подготовил дом к обороне. Я запер на задвижку ставни, снял со стены свое сомнительное оружие и приготовил для него пять зарядов. Нахмурился и добавил еще пять. И все же я надеялся, что мне не придется из него стрелять. Быть может, горько подумал я, мне повезет и, когда толпа придет, чтобы вытащить меня из дома, эта древняя развалина взорвется и подарит мне быструю смерть.

Эбрукс и Кеси подошли к двери моего дома, перед тем как на ночь отправиться в Геттис. Они взмокли и устали, им хотелось немного поболтать и выпить чего-нибудь холодненького перед возвращением в город. Я впустил их, молча наблюдая, как они пьют воду из моего ведра. Дом был маленьким, и Эбрукс и Кеси переполняли его шумом. Они говорили о том, сколько травы скосили и что им нужно сделать завтра, словно это имело огромное значение. Мне их заботы казались ничтожными и бессмысленными. Тела мертвых солдат, их жен и детей разлагались в земле, из земли росла трава, а эти двое косили ее, чтобы кладбище выглядело опрятно, а потом вырастет новая трава, и они ее скосят, и умрут новые люди, а мы их похороним. Я подумал об украденном теле и о том, как я был возмущен и какие усилия мне пришлось приложить, чтобы его вернуть. А что, если бы я оставил его там, этого солдата, чьего имени я так и не запомнил, если бы корни дерева проникли в его тело, а жуки и муравьи растащили плоть? Чем это отличается от закапывания его в землю, над которой потом поставят доску с его именем? Я задумался о том, что называл своей жизнью. Я считал себя солдатом и охранял землю, в которой хоронили мертвецов. И я буду это делать, потому что оказался вторым сыном, рожденным моей матерью, и должен носить форму и служить королю — или, по крайней мере, делать вид.

Все это казалось столь бессмысленным, если взглянуть с такой точки зрения. Словно я прервал игру, отошел в сторону, посмотрел на разбросанные фишки и понял, что это лишь кусочки полированного камня на деревянной доске, размеченной квадратами. И смысл, которым они были наделены несколько мгновений назад, когда я пытался одержать победу в игре, им придавал я сам. Сами по себе ни фишки, ни доска значения не имели.