Робин Хобб - Лесной маг

Завтра я умру.

Эта мысль пришла ко мне внезапно. Все мои жалкие тревоги из-за холода, жажды или боли уступили место цепенящему осознанию грядущей смерти. И все же я не мог сосредоточиться на ней. Все, о чем я мог думать, — это предшествующая ей мука, когда плеть обдерет кожу и плоть с моих костей. Перед поркой меня разденут. Так всегда делают, а потом человека за запястья привязывают к шесту, чтобы он не упал. Подробности того, что мне придется вынести, разъедали мой разум, словно кислота. Насмешки толпы. Как меня будут окатывать водой с уксусом, если я потеряю сознание. Меня ждет смерть негодяя, и я понял, что не смогу встретить ее с отвагой и достоинством. Я буду кричать Я упаду в обморок. Я обмочусь.

— Почему? — спросил я у тусклой пустоты своей камеры, но не получил ответа.

Я пытался молиться, но не мог найти в себе достаточно веры. Молиться о чем? О чуде, которое спасет меня и вернет к достойной жизни? Я даже представить себе не мог, как такое возможно. О чем мне просить бога? Какой бог услышит мои мольбы? Я сидел и смотрел на надежную дверь своей камеры. Я мог бы заплакать, но даже на это у меня не осталось сил. Я тонул в своего рода оцепенении.

Потом дверь в конце коридора со скрипом отворилась, я услышал шаги и медленно поднял взгляд к зарешеченному окошку. Мои внутренности растеклись холодной жижей. Уже настало утро? Я прожил свою последнюю ночь в этом мире? Губы у меня задрожали, как у наказанного ребенка, на глаза навернулись бессмысленные слезы. Я торопливо вытер их рукавом и с застывшим лицом вновь уставился в окошко.

Когда за решеткой появилось измученное лицо Спинка, я едва не потерял самообладание. Его глаза заметно покраснели. Несколько мгновений мы оба молчали.

— Мне так жаль, Невар, мне так жаль, — наконец хрипло выговорил он.

— Никто не смог бы ничего для меня сделать, — сказал я.

— Они дали мне пятнадцать минут на то, чтобы поговорить с тобой.

— Сколько сейчас времени? — спросил я.

На миг он показался удивленным.

— Близится ночь.

— На какое время назначена казнь?

— На завтра, в полдень, — на миг задохнувшись, выдавил он.

Повисло молчание. Мы оба думали о том, что никому не известно, когда казнь закончится.

— Как Эпини? — спросил наконец я, чтобы хоть что-то сказать.

— Она на удивление спокойна, — ответил Спинк, — и уговорила меня навестить тебя напоследок. Эпини просила передать, что она тебя любит и ничего не забыла. Я думал, что Эпини настоит на том, чтобы прийти сюда вместе со мной, но она не стала. Я не хотел оставлять ее одну. Эмзил ушла по каким-то своим делам, а дети сами за собой присматривают. Однако Эпини сказала, что она вполне справится одна, и настояла, чтобы я пошел к тебе. Она сказала, ты захочешь узнать, что нам пришла весточка от твоей сестры. Ярил получила письмо, которое ты отправил ей через Карсину. Она ответила Карсине, но ей хватило сообразительности написать еще и Эпини.

Я проглотил то, что хотел сказать. Что я жалею об этом письме. Я сообщил ей, что я жив. Однако когда сестра прочтет ответ Спинка, это уже не будет правдой. Я ненадолго задумался, не получил ли ее письмо капитан Тайер. Оно должно было его изрядно удивить. Оставалось надеяться, что он выкинет его и никогда не узнает заключенной в нем тайны. Я хотел умереть как Невар Бурв, могильщик, а не как Невар Бурвиль, опозоренный сын-солдат благородного человека.

— Никогда не рассказывай Ярил о том, как я умер, — попросил я Спинка.

— Я попытаюсь найти способ этого избежать, — отводя взгляд, ответил Спинк.

— Как Ярил? — спросил я, прокашлявшись.

— Она помолвлена с Колдером Ститом, — ровным голосом произнес Спинк. — Ярил написала, что теперь это уже не кажется ей такой ужасной судьбой и что она рассчитывает с ним справиться. Собственно, она назвала его податливым. С твоим отцом случился удар, и теперь он с трудом говорит. Ярил не пишет, что это сделало ее жизнь менее тягостной, но Эпини прочитала это между строк.

— Кто управляет поместьем? — поинтересовался я.

— Судя по всему, Ярил. Она упомянула, что сержант Дюрил, ее правая рука, был очень горд, узнав, что ты сумел стать солдатом. Он просил Ярил передать тебе его наилучшие пожелания и напомнить, что ты обещал ему писать.

И тут я сломался. Закрыв лицо руками, я разрыдался. Спинк молчал, несомненно смущенный этим зрелищем. Наконец я сумел взять себя в руки.

— Спинк, постарайся придумать какую-нибудь убедительную ложь обо мне, — выдавил я. — Пусть это станет последним одолжением. Не дай им узнать о том, как я умер. Ни Ярил, ни Колдеру, ни моему отцу, ни сержанту Дюрилу. Пожалуйста, я прошу тебя.

— Сделаю, что смогу, — хрипло ответил Спинк.

Я с удивлением поднял взгляд. Слезы текли по его щекам. Он был невысоким — ему пришлось встать на цыпочки, чтобы просунуть руку в мою камеру сквозь решетку.

— Я бы хотел в последний раз пожать твою руку, — сказал он.

— Не думаю, что я смогу встать, Спинк. Я хромой. Кандалы повредили сухожилия.

Он убрал руку и посмотрел на мои ноги. Его глаза сочувственно сузились.

— Ублюдки, — с чувством проговорил он.

— Лейтенант Спинрек! Сэр?

— Что такое? — Спинк сердито потер глаза и закричал на охранника: — Мое время еще не вышло!

— Нет, сэр. Но вас вызывают. Всех офицеров вызывают в штаб. В конце дороги возникли беспорядки, своего рода саботаж. И…

Не успел охранник закончить, как мою камеру сотряс приглушенный взрыв. Он вскрикнул от ужаса. С потолка посыпалась пыль. По дальней стене камеры пробежала трещина.

— Это донеслось со стороны каторжных бараков, сэр! — с дрожью в голосе закричал охранник. — Как вы думаете, это восстание?

«Эпини!» — одними губами произнес я, в ужасе глядя на Спинка.

— Не может быть, — вслух ответил Спинк, но я услышал в его голосе испуг и сомнение.

Потом раздался второй, не такой громкий взрыв. Пыль повисла в воздухе, и я закашлялся. Спинк посмотрел на меня, и наши глаза встретились в последний раз.

— Она послала тебе это, — торопливо проговорил он и на мгновение исчез из виду.

Что-то завернутое в салфетку появилось в моей камере через щель для еды в нижней части двери. Затем Спинк вновь появился в поле моего зрения.

— Прощай, друг мой, — проговорил он сквозь прутья решетки и исчез.

Я вслушивался в удаляющийся топот его сапог по коридору.

Я обратил внимание, что он не сказал «до свидания». Оставалось надеяться, что Спинк успеет увести Эпини с места преступления и доставить домой, прежде чем кто-нибудь ее заметит. И одновременно во мне возродилась слабая, но невыносимо острая надежда — интересно, что еще она успела привести в движение?

Я подождал, пока за Спинком и охранником захлопнется дверь в коридоре. И все это время не мог оторвать взгляд от салфетки, лежащей на полу камеры. Мой нос уловил исходившие от нее изумительные ароматы. Я крякнул, наклонился вперед и попытался растереть израненные ноги. Боль только усилилась. Тогда я отказался от надежды встать и пополз по полу к двери, чтобы рассмотреть то, что оставил мне Спинк. Мои руки дрожали, пока я бережно разворачивал салфетку. В ней лежал маленький пирожок. Я смотрел на коричневую корочку, усыпанную блестящим сахаром, так, словно передо мной была шкатулка с драгоценностями. Мой нос подсказал мне, что начинка пирожка состоит из ягод, которые Эпини принесла из леса в носовом платке. Охваченный радостью, я съел его. Он был совсем маленьким, на три укуса, но как только я проглотил последний кусочек, ощущение благополучия волной прокатилось по мне. Боль в ногах притупилась. Я пытался задрать штанины, чтобы посмотреть, не начала ли магия исцеление, когда раздались странные звуки.