Робин Хобб - Лесной маг

— В чем дело? — спросил я у нее.

— Я не пущу его в мой дом, — спокойно сообщила она.

— Но он же ранен.

— Это мой дом. Я должна защищать детей и не позволю тебе тащить в него этого чужака.

Я лишь покачал головой, а затем повернулся и направился к одному из домов, которые осматривал утром.

— Выстави мои сумки за порог, — сказал я, даже не пытаясь скрыть досаду, и услышал, как за моей спиной с грохотом захлопнулась дверь.

Я привел лейтенанта Хитча в дом с добротным очагом, опустил на пол и отправился в сарай за потником Утеса. Я расстелил его на полу и пошел взять растопку и дрова из поленницы, которую сделал для Эмзил. Мои дорожные сумки и кучка прочих вещей, лежавших у нее в доме, были сложены перед запертой дверью. Намек был ясен. Я отнес свои вещи в дом, где меня ждал солдат.

— Похоже, ты ее здорово разозлил, — заметил он.

Я не мог бы сказать, ухмыляется он или стиснул зубы от боли.

— Это мой особый дар в общении с женщинами, — сообщил ему я.

Он зашипел сквозь зубы и замолк.

Я развел огонь, принес воды и подвесил над очагом свой маленький котелок. Когда в комнате немного потеплело, а вода стала горячей, я помог ему раздеться.

Сначала я занялся мелкими ранами, стараясь как можно лучше промыть неровные царапины. Все они были теплыми на ощупь и гноились. Он шипел и ругался, пока я их мыл. Раны поглубже немного кровоточили.

Когда я потянулся, чтобы снять повязку с груди, он остановил мою руку.

— У тебя есть что-нибудь из еды и питья? — спросил он дрожащим голосом. — Было бы неплохо подкрепиться, прежде чем мы приступим к этому.

— Кажется, у меня осталось немного чая. Пожалуй, больше моего здесь ничего нет.

— Пусть будет чай. В моих седельных сумках есть немного вяленого мяса. Можешь их принести?

Я снял сумки с его коня, убрал удила, чтобы он мог пощипать травы между домами, но постарался увести его подальше от заросшего огорода. Проходя мимо, я нашел две перезревшие морковки и выдернул их из земли. Когда я принес их в дом, лейтенант удивленно на меня посмотрел.

— Суп, — пояснил я. — Они слишком жесткие, чтобы есть их просто так. Вместе с вяленым мясом они отлично разварятся.

Впрочем, это было легче сказать, чем сделать. Морковки оказались такими жесткими, что мне пришлось рубить их топориком. Измельчив, я бросил их в кипящую воду, а затем взялся за сумки Хитча. Он наблюдал за мной и, когда я вытащил большой пакет, плотно завернутый в несколько слоев промасленной бумаги, сказал:

— Нет. Не это. Убери обратно.

Второй сверток, в жирной коричневой бумаге, оказался нужным. Я отрезал кусок мяса размером со свою ладонь, мелко порезал и добавил к морковке. Как раз закипела вода в котелке, я заварил для лейтенанта кружку горячего чая и подождал, пока он его выпьет. Вскоре он поставил пустую кружку и кивнул мне.

— Ну, приступим, — мрачно проговорил он.

Я достал свою пока еще нетронутую аптечку, и глаза Хитча округлились. Он стиснул зубы, наблюдая, как я растворяю целебные соли в горячей воде; он знал, что они будут жечь, но обойтись без них нельзя. Рана на груди Хитча была ужасной. Коготь вонзился очень глубоко, и, когда я снял повязку, рана открылась. Она тоже уже воспалилась. Я промыл ее теплой водой с целебной солью, а Хитч в это время колотил кулаком по земляному полу. Он ругался, но не кричал от боли.

— Ее следовало бы зашить, — заметил я. — Но думаю, сейчас уже слишком поздно.

— Знаю. Я что, похож на идиота? Или я мог зашить себя одной рукой там, в темноте?

Я прикусил язык и промолчал, лишь смазал края раны мазью и снова наложил повязку, только туже, стягивая края и надеясь, что они как-нибудь заживут. Рана на руке оказалась такой же — глубокой и гноящейся. Запах шел отвратительный, меня затошнило. Дышать ртом не помогало. Я стиснул зубы и проделал с рукой то же, что и с раной на груди. Мне пришлось потратить последние бинты и мазь, прихваченные из дома.

— А ты неплохо подготовлен к дороге, — сдержанно проговорил Хитч.

По его лицу катился пот от перенесенной боли.

— Был, — неуклюже пошутил я.

— Не волнуйся, когда мы доберемся до Геттиса, я позабочусь о том, чтобы тебе восполнили все, что ты на меня потратил.

— Когда мы доберемся до Геттиса?

— Ты сказал, что поможешь мне. Даже если я не стану этого требовать. Мне нужно в Геттис. И я чертовски хорошо понимаю, что не смогу добраться туда сам. Тебе придется поехать со мной.

Суп закипел, и я почувствовал запах мяса и морковки. Я немного помешал варево и огляделся по сторонам. Я по-прежнему видел, как здесь все можно переделать, но знал, что это не для меня.

— Я тебя отвезу.

Он коротко кивнул.

— Я хочу ночь передохнуть, а на рассвете двинемся в путь. Ты неплохо потрудился, но я знаю, что такие раны быстро начинают гноиться снова. В форте есть доктор, на него все мои надежды. Суп готов?

— А как у тебя с зубами?

— Неплохо. Умираю от голода.

Я отдал ему свою миску, а сам ел из горшка. Морковка была жесткой и волокнистой, но все равно показалась мне вкусной. Я ел, как подсказывала мне привычка, бережно, наслаждаясь каждым кусочком. Я медленно выпил горячий бульон и прикрыл глаза, когда он, коснувшись моего языка, отправился дальше в горло и желудок. Внутри меня растекалось тепло. Я открыл глаза и увидел донышко горшка, поставил его и заметил, что Хитч уставился на меня. Я вытер рот тыльной стороной ладони.

— Ты откуда? — спросил он меня, и его вопрос показался мне не простым любопытством.

— С запада, — ответил я и, осознав, что это уже больше, чем мне хотелось бы ему рассказать, использовал свой излюбленный прием, переводя разговор на него самого. — А что случилось с напавшей на тебя кошкой?

Он невесело усмехнулся.

— Она победила. Я вырвался и сбежал. По счастью, она не погналась за мной. Видимо, решила, что ей хватит и мертвой птицы. Когда я вернулся в свой лагерь к лошади, я постарался, как мог привести себя в порядок, а затем вернулся на дорогу. Это было четыре дня назад. Нет, пять. Или четыре? Кажется, четыре.

Он поджал губы на мгновение и продолжил внимательно меня изучать. Я встал.

— Можешь принести мой спальный мешок? — спросил он меня, — я хочу отдохнуть.

— Отличная мысль. Я разведу огонь посильнее.

— Спасибо.

Я устроил его поудобнее, подкинул дров в очаг, а затем ушел, закрыв за собой дверь. Оказавшись снаружи, я вытер руки о штаны и тяжело вздохнул. Ноги сами принесли меня к двери Эмзил. Я не стал стучать или пытаться ее открыть.

— Завтра утром я уезжаю, — сообщил я, стоя снаружи. — Мне нужно доставить этого человека в Геттис, чтобы его ранами занялся доктор.

Она ничего мне не ответила. Я слышал сквозь дверь голоса детей, которые что-то громко спрашивали. Я повернулся и зашагал прочь. Неожиданно дверь за моей спиной немного приоткрылась.