Надежда Кархалёва - Альдана Потерянная принцесса

— Она хочет напасть на какой-то город? — принялась допытываться волшебница.

Какая тебе разница!?

— Нет. Нам в лабораторию нужны люди. Кто-то же должен их отлавливать.

— Мы будем отлавливать людей?

— Запомни!!! — Джарома влепила ей пощёчину. — Приказы госпожи, — (удар по другой щеке), — не обсуждаются! — напоследок она расквасила чародейке нос.

Радикальных воспитательных мер хватило, чтобы остальные пленники сделали вид, будто они готовы к выполнению задания и их хоть сейчас можно забирать из камеры и сдавать сторонникам.

— Я предупредила. Сейчас я узнаю, кому из фанатиков какие бойцы требуются. Вернусь, ждите.

Джарома резко опустила вниз руку, рассыпавшись на прозрачные осколки: вид телепортации, к которому при пленниках она ещё ни разу не прибегала. Она применила его, потому что он осуществлялся посредством резкого движения, а ей хоть как-то необходимо было дать выход накопившемуся с раннего утра злу, после избиения волшебницы она от всего не избавилась.

Из камеры Джарома попала в лабораторию, где являлась главной. Сейчас там собрались те сторонники, которые ждали подкрепления в виде таких же подопытных, как Элли Винсент и остальных похищенных студентов Магической Академии.

— Как они, леди Минарви? — один из фанатиков, парень лет двадцати пяти, Лоргиас, встал со стула и подошёл.

— Хуже, чем могли быть. Но отказываться не стоит: при должном устрашении, вероятно, всё сделают. Тебе ведь просто бойцы-чародеи необходимы, неважно, добровольно ли они подчиняются или вынужденно.

— Мне нужны белый маг и два стихийных, — озвучил запрос Лоргиас, удаляясь к зеркалу поправлять обязательную для сторонников безумную причёску.

Джарома с удовольствием бы запустила в самодовольного фанатика колбой с ближайшего стола. Все сторонники, занимающиеся вербовкой и поставкой в Шекоган материала, считают, что алхимики у них в услужении, хотя всё наоборот. Выругавшись мысленно, женщина возвратилась в камеру.

Все пленники безмолвно успокаивали Винсент, зажимающую разбитый нос рукой, из-под которой лился магический свет. Не было заметно, что девица плакала, но Джарома и не ставила перед собой цель довести её до слёз. Четверо сочувствующих и сама Элли уничтожающе посмотрели на Джарому и перевели взгляды обратно, друг на друга.

— Винсент! — потребовала внимания ведьма.

Девчонка с неохотой уставилась на неё. Женщина поманила её к себе, успев спохватиться, что хочет, чтобы пленница осталась на месте: тогда появится повод продолжить рукоприкладство. Однако Элли подчинилась.

— Лицо весёлое сделай, — вызверилась Джарома. — Тиорин! — позвала она по фамилии Дорфеана, мага водной стихии.

Ему приказывать не пришлось — приблизился сразу. Остальные, девушка и двое юношей, резко погрустнели.

Наглец и хам Лоргиас уже начал нервничать. Когда появилась Джарома с подопытными бойцами, парень накинулся на неё с претензиями:

— Ты их что, уговаривала? Знаешь ли, у меня не будет времени убеждать этих милых созданий! И я троих просил.

— Вайраска, — женщина, закипая, поймала за рукав коллегу. — Приведи Лоргиасу того юношу, сына хозяина Центральной библиотеки.

Та оказалась расторопнее Джаромы, явившись через полминуты со смазливым рыжеволосым парнишкой. Лоргиас, ни словом никого не поблагодарив, исчез с тремя новоприобретёнными слугами.

В пять часов с поезда, прибывшего в Зальван из Эльмаса, города в западной части Кинефы, сошёл Терфес Альтегрия. На поездах он никогда не ездил из принципа, путешествуя пешком или на лошади, но после того, красный как рисунок на груди, свидетельствующий о происхождении Терфеса, стал источником малоприятных ощущений и знакомая провидица объяснила гомункулу, что это значит, он единственный раз в жизни решил сэкономить время.

За всю жизнь (впрочем, она ещё не такая долгая) он бывал в столице лишь дважды, и оба раза — давно. Терфес готовился к лицезрению значительных изменений, но их, как ни странно, почти не заметил. Такие же стаи хранителей закона расхаживают по платформам, такие же мрачные лица возле поезда, отбывающего через несколько минут в Денаувер (опять его угораздило стать свидетелем этого печального события!), такая же суета.

На улицах же картина узнавалась, да не совсем. Беззаботными и жизнерадостными жители столицы никогда не были, однако столько тревоги в каждом взгляде для парня было чем-то новым. Ускорилась спешка. Гомункул сообразил, что даже хранители закона не кажутся уравновешенными.

Если Терфес сталкивался с подобным, он просто спрашивал у первого попавшегося жителя, что тут такое стряслось. Горожан Зальвана нынешних дней странник заподозрил в остром нежелании идти на контакт с незнакомцами.

Он выбрел на площадь и спохватился, что не знает, как добраться до замка Шекоган. Необходимость обращения к кому-нибудь возросла до ошеломляющих размеров: ночевать на улице в крупных городах небезопасно. Две беды, которые могут посетить не обзаведшимся кровом на тёмное время суток: хранители закона и разбойники. Меньшим злом считаются последние, так как в камере держат, сколько захотят, а выпускают нередко в Денаувер или какое другое место аналогичного назначения. Лично для Терфеса обычный грабёж был бы хуже ареста, заключения и ссылки. У него имеется бесценная вещь — пояс, украшенный красивым бирюзовым камнем, подарок Веолаймера. Старик-создатель запретил расставаться с ним. Каждый его гомункул получил от алхимика что-то, что обязался всегда носить с собой.

Терфес не ведал, зачем ему этот пояс. Оберег? Талисман? Предмет, по которому парня должны где-то узнать? Теперь он думал так: вещь просто нужна, чтобы в какой-то момент понадобиться.

Гомункул попробовал получить помощь от пересекающей площадь женщины:

— Извините, леди, вы не подскажете…

Особа только ускорила шаг.

— Молодой человек! — Терфес предпринял вторую попытку добиться чьего-нибудь расположения.

Результат тот же.

— Мистер, не можете ли вы…

И мужчина поспешил скрыться из виду.

— Девушка, вы не знаете, как…

Юная прелестница вообще ойкнула и убежала.

— Господин попал на площадь с вокзала? — кто-то дёрнул гомункула за плащ.

Странник глянул вбок и вниз, увидев очаровательного мальчика-оборванца. На чумазом личике блестели чистые голубые глазищи, светлая чёлка, пару недель назад превратившаяся в несколько тонких сосулек, касалась густых чёрных ресниц. Одежда на ребёнке была бы впору юноше гораздо старше его: шляпа неизвестным образом не спадала с головы и не съезжала к бровям, полы плаща волоклись за ним полуметровым шлейфом, пестревшим отпечатками подошв и просто пятнами, рукава и штанины подкатаны, рубашка свисает до колен. Зато ботинки маловаты: подошва наполовину отклеилась, и пальцы вылезают полностью.