Наталия Осояну - Невеста ветра

— Ты хорошо поработала, — донесся откуда-то издалека голос Кайо. — Вот плата.

В ее протянутую ладонь лег небольшой кошелек. Эсме не развязала его, но отрешенно подумала: если внутри серебро, то этого слишком много, если медь — слишком мало. На несколько дней в любом случае хватит…

Снаружи погасли последние отблески заката; где-то поблизости шумно дышало море. Кайо щелкнул плеткой, и гроганы друг за дружкой двинулись к выходу — их работа продолжалась до поздней ночи. Они шли, покачиваясь, обдавая Эсме волнами звериного запаха и привычными спокойными мыслеобразами — работа, спать, спать, еда, — но последний на мгновение задержался и пристально посмотрел на целительницу. В его глазах она разглядела совсем не звериное выражение, и… он наклонил голову. Эсме растерянно моргнула: будь гроган человеком, она решила бы, что он так выражает ей признательность.

«Утро началось с приставучей чайки, а закончилось благодарным гроганом. Тебе пора спать, дурочка…»

Она привязала кошель к поясу и двинулась домой. Ей хотелось только одного — спать, хотя за день произошло немало событий, которые следовало бы обдумать. Но этим, как решила целительница, можно заняться и завтра.

Эсме вошла в свой тихий дом и лишь у лестницы на второй этаж сообразила, что не заперла дверь. Обратный путь до порога показался неимоверно длинным, потому что глаза слипались, а ноги шли тяжело — будто по песку.

Дверь закрываться почему-то не хотела.

Целительница медленно опустила взгляд и увидела в дверном проеме чью-то ногу.

— Во имя Светлой Эльги, помоги мне! — произнес незнакомый голос со странным акцентом. Эсме подняла голову и встретилась взглядом с созданием, о котором ей раньше доводилось только слышать.

Невысокий — с нее ростом, — худощавый, с узкими плечами и треугольным личиком, на котором выделялись огромные бирюзовые глаза. Жесткие черные волосы стояли дыбом — в сочетании с длинным крючковатым носом они придавали лицу странного гостя птичье выражение. Собственно, он и был птицей.

За спиной посетителя виднелось нечто, в густом сумраке тейравенского вечера похожее на плащ, но это были самые настоящие крылья — огромные, черные. По слухам, они могли поднять в воздух не только самого хозяина, но и еще одного человека. Одно время даже считали, что крыланы воруют детей, потом про глупую басню забыли, но репутация у этих созданий все-таки осталась подпорченной.

Из одежды на нем были только широкие матросские штаны, а тело от шеи вниз покрывали черные перья. Длинные пальцы, поросшие пухом, оканчивались загнутыми когтями, и на ногах — или лапах? — были такие же когти. При каждом шаге они цокали — а передвигался человек-птица тяжело, переваливаясь с боку на бок.

От перьев было свободно только загорелое до черноты лицо крылана. И оно было настороженным.

— Во имя Светлой Эльги… — повторил он, глядя ей и глаза, и Эсме внезапно поняла, что следующего утра она может и не увидеть.

Велин предупреждал не раз, что целитель может надорваться — если переоценить свои возможности, можно не найти дорогу назад и навсегда остаться в глубинах чужой души, превратиться в серую тень. Эсме мысленно перебрала события последних пяти суток и в особенности прошедшего дня: пять бессонных ночей, десяток спасенных гроганов — ее глаза слипались, мыслеобразы двигались еле-еле. Бойтесь исполнения своих желаний: она так хотела устать, что сейчас вплотную подошла к пределу собственных возможностей… или нет?

Так или иначе, крылан попросил.

Не отказывай страждущему, не жалей сил, не читай чужих мыслей…

— Мои двери открыты… — она отступила, пропуская визитера. Крылан вошел — крылья стелились за ним, — а следом показались двое дюжих матросов, тащивших третьего. Несчастный едва переставлял ноги, голова его свесилась на грудь, и черные волосы полностью скрыли лицо.

Там, где его провели, на полу оставались темные пятна. Последним вошел плетельщик узлов.

— Я же сказал, что сдержу слово, — произнес он, улыбаясь. — Видишь, как быстро нам понадобилась твоя помощь?

Он был очень бледен и шатался. Эсме опустила взгляд и увидела расплывчатое черное пятно на зеленом сукне куртки. Кровь. Она подалась вперед, чтобы приложить ладонь к ране, но крылан в мгновение ока очутился рядом и схватил ее за запястье.

— В вашей помощи нуждается вон тот человек, — он подбородком указал на стол, куда уложили раненого мужчину.

Эсме нахмурилась. Матрос потерял сознание, но она не чувствовала угрозы для его жизни, а вот стоявший перед ней был ранен куда серьезнее.

— Он прав. — Плетельщик попытался улыбнуться, и на его лбу выступили крупные капли пота. — Помоги… ему…

Целительница упрямо поджала губы — Велин узнал бы эту гримасу и понял, что спорить с его ученицей сейчас не стоит. Крылану подобные тайны не были известны, и он…

…он что-то говорил, да. Но Эсме уже нырнула в сознание Плетельщика.

Белое пламя его души полыхало где-то вдалеке, посреди переплетения шелковых полотнищ. Кое-где виднелись плохо заштопанные старые прорехи — старые раны; кругом порхали мыслеобразы — доверчивые, словно ручные голуби. Эсме не устояла перед искушением, коснулась одного — и на краткий миг очутилась на верхушке мачты, наедине с бескрайним голубым простором, где не существует границы между небом и морем. Ей стоило больших усилий вернуться к работе.

Нити боли стягивались поблизости, и, увидев, что стало их причиной, Эсме впервые осознала, что вместе с нежданными гостями в ее дом вошли серьезные неприятности.

Как будто их раньше было недостаточно…

Она оттолкнула Плетельщика — теперь можно было не опасаться за его жизнь — и прошла мимо стола, на котором лежал раненый, к сундучку со снадобьями. Крылан уже ничего не говорил — смотрел не мигая, и в его взгляде читалось множество разнообразных чувств. Он ей не доверял, но это не имело значения.

Эсме вытащила зеленый флакончик, вытянула пробку и залпом осушила его, даже не почувствовав вкуса.

«Велин, я была и осталась дурой».

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем в голове у нее прояснилось. Эсме с некоторым удивлением посмотрела на предмет, который продолжала сжимать в кулаке, — это был наконечник стрелы, застрявший у Плетельщика между ребер. Кто-то выдернул древко, но дальше этого помощь не пошла.

— Мне не нужно знать, где вы… ловили рыбу, — произнесла она бесцветным голосом. — Это меня не касается. Попридержите мысли, сударь крылан… дурные мысли о себе я слышу так же ясно, как если бы вы прокричали их мне прямо в ухо. Не стоит, право слово, оскорблять целителя в его собственном доме.

— Мне говорили, этим домом владеет Велин, — невпопад произнес человек-птица.