Булыга Сергей - Ведьмино отродье

Что?! Рыжий отложил сигару и стал читать внимательно. Прочел. Закрыл глаза. Открыл, опять прочел… Да, вот так: «После подобного печального известия супруга короля, забрав с собой обоих сыновей, тайно бежала в Дымск. Там ее приняли восторженно. Некто Скрипач, первый равнинский воевода…» Р-ра! Князь ушел! Удар — вот каково было печальное известие; старик упал, играя в шу, и уже больше не поднялся. Три дня, как здесь написано, лежал, но говорить уже не мог, и были посланы гонцы к Урвану и Юю. Урван не отозвался, а вот зато Юю… А Дангер… Да! Теперь грозит Дымску войной, но, видно, не решится. И так уже всеобщее посмешище! Хотя…

Рыжий вскочил и отстучал: «Еще газету!», принесли, он прочитал… Но больше о Равнине не нашел ни строчки. Сидел, смотрел в окно, сжимал в горсти заветную монету. Монета жгла. А помнишь, на реке… Вздохнул. Теперь-то что об этом вспоминать! Теперь Юю — владычица Равнины. Теперь даже Скрипач, тот самый увалень… А что?! Так и должно было случиться, ибо у каждого своя стезя — кто когти рвет, кто мечется, а кто-то тихо, но весьма исправно служит, живет, как надо, как заведено, и получает то, что ты не удержал. Да и теперь бы ты не удержал, не смог, ума бы не хватило. Да, вот именно, ума! Ибо на это тоже нужен ум, только другой ум, особенный, но вам — тебе и всем таким, как ты, — в этом обидно признаваться, и вот вы начинаете плести о чести, гордости и о делении на нас и на других, и строите Башни, и прячетесь в них, и сверху, с них…

Стучат. Настойчиво! Рыжий встряхнулся, сел, прислушался. По переборке: «К вам портной. Как быть?» Рыжий, подумав, отстучал «Приму». И заходил по комнате. Портной! Вот, в самый раз, теперь вот, больше нечего. Или… Да! Р-ра! И Рыжий встал возле двери, насторожился…

Да только зря — подвоха не было, пришел действительно портной плешивый, узкогрудый, слеповатый. Сперва, еще на пороге, портной с большим почтением расшаркался, а после как-то боком подошел к столу и положил на него… и ловко, по-фиглярски, развернул то, что принес, вздернул на плечиках…

Ого! Рыжий даже присвистнул. Портной держал двубортный, длиннополый, отменного бархата алый лантер с кружевными лампасами и аксельбантами. Полковничий, гвардейский! И Рыжий, приосанясь, приказал:

— Накинь!

Портной накинул на него лантер. Рыжий, косясь на зеркало, прошелся взад-вперед… и радостно оскалился, полез в карман…

В кармане зазвенело! Рыжий удивленно поднял брови, спросил:

— Откуда сор?

Портной заулыбался:

— Это ваше! Так было велено…

— Нет! Р-ра! — и Рыжий выгреб из кармана горсть серебра, поморщился, сказал: — Держи, горбач!

Портной конечно же подачку взял и еще долго кланялся, благодарил и обещал, что если вновь появится нужда в шитье, то он конечно же…

Но Рыжий слушать этого не стал, а просто указал на дверь. Портной ушел. Тогда, опять уже один, Рыжий еще, еще, еще раз осмотрел карманы, ощупал швы, обшлаги, воротник… Но ожидаемой записки так и не нашел. Однако! Зачем тогда было устраивать весь этот карнавал? Вот уж действительно: Крот он есть крот — копает глубоко. И Рыжий снова повалился на пуфарь, зажал в зубах погасшую сигару и так и пролежал до темноты: думал — не думалось. Одно лишь ему было ясно: полковничий лантер — это не худший знак внимания, вот если бы… А, что теперь гадать! И ждал. И вскорости дождался: стук — «все к котлу!» Спустился вниз, плотно поужинал, а выпить взял двойной колпак. Колпак подействовал — лег камнем и заснул…

А ровно через час вскочил от ужасающего грохота! Глянул в окно. В небе сверкали всполохи. Визг, топотня на улицах, взрывы петард… И крик смотрителя:

— Ганьбэй! Ганьбэй! Полундра!

Ага, значит, тревожная потеха — так, для поддержки боевого духа. Вон с корабля уже сбежал десант, а с форта палят катапульты. Тогда… Вперед, полковник, р-ра, показывай, каков ты есть, а нет, так…

— Р-ра!

Лапы — в лантер, и — вниз, в столовую, вскачь, кубарем! И во всю мощь, на бегу:

— Р-ра! Р-ра! Р-ра!

И вот сбежал в кормежную. А там уже, кроме смотрителя, метались трое ветеранов, кухарка, сторож и еще какой-то незнакомец. Всех растолкав, Рыжий пробился к выходу, глянул на улицу. Бой шел уже невдалеке, возле распивочной. Бились всерьез — даже весьма. Матросы, разметав оборонявшихся, ворвались в здание. Так, хорошо: пока они его еще разграбят…

Рыжий прыгнул к камину, схватил головню. Крикнул:

— Столы! На окна! Живо!

Все бросились к столам. А Рыжий уже встал в дверном проеме, взял головню наперевес, оскалился. Бегут уже! Кричат. Он оглянулся…

Х-ха! Столами завалили окна, а из скамеек уже выстроен еще один завал — это на случай отступления, отменно! Крикнул смотрителю:

— Еще огня!

А ветеранам:

— Кройте!

Те дружно встали позади него. И…

Началось! Матросы наскочили! Он бил их, тыкал головней, крушил, топтал, швырял! Хр-р! Р-ра! Дверной проем был узок; не обойти его, не сбить. Так им! Так! Так! Смрад, чад.

— Огня! Еще огня!

Бил. Жег. Дым застилал глаза. И вдруг…

Бомм! — грохнул колокол. Бомм!.. Бомм!..

Значит, отбой. Потеха кончилась. Матросы отступили. Поволокли товарищей. Рычали. Рыжий отбросил головню, вошел в столовую, сел по-дикарски — прямо на пол. Шерсть вздыблена, сердце колотится. И — гнев! На что? И на кого? Ганьбэй и есть Ганьбэй. Везде Ганьбэй. Весь мир Ганьбэй. И ты ганьбэец, да, вон озверел-то как! Тьфу! Р-ра! Закрыл глаза…

Смотритель опустился перед ним, спросил участливо:

— Вина?

Рыжий молчал. Смотритель вновь спросил:

— Может, желаете вина?.. Полковник…

— Нет! — и Рыжий вскочил, закричал: — Спать! Р-ра!

Поднялся и ушел к себе. А там закрылся на засов и сразу завалился на пуфарь, накрылся с головой алым лантером. Алым, как кровь. И сразу — тьма. И лес кругом. И все бегут — на четырех. И ты бежишь — как и они — на четырех, на четырех, на четырех! Тебе кричат:

— Наддай! Еще наддай!

Ты наддаешь. И падаешь. И снова падаешь. И снова. Снова. Снова. И так — всю ночь. Куда? В Ганьбэй! Тьфу! Р-ра! Проснуться бы — так нет! Беги, Рыжий, беги! Смерть не про нас: пока мы живы, ее нет, а как она придет, так нас уже…

— Наддай! Наддай! Ганьбэй! Бей! Бей!..

Солнце уже поднялось высоко, а Рыжий все еще лежал у себя в номере, укрывшись с головой лантером, и ровно, глубоко дышал. Сны больше не тревожили его, он крепко спал. Шум, крики, ругань за окном — он ничего этого не слышал. Казалось, что он вообще потерял всякую осторожность.

Но это так только казалось! Ибо лишь только в коридоре заскрипели половицы, как Рыжий тотчас же подскочил и сел спиной к стене. Грозно спросил:

— Кто там?!

Дверь медленно, бесшумно отворилась. На пороге стояли смотритель и еще какой-то незнакомец в форменном бушлате и с шейным платком полосатой ганьбэйской расцветки — значит, из младших адмиральских офицеров. Он, этот младший офицер, и спросил: