Константин Бояндин - Двести веков сомнений

Девушка долго смотрела в его глаза.

— Сейчас — да, — произнесла она горько. — Хорошо. Кому нужна эта тетрадь?

— Гин-Уаранту, — честно признался Д.

Глаза её расширились.

— Как… — прошептала она и поспешно отвернулась. — Хорошо. Куда и когда я должна буду прийти?

Такого Д. не ожидал. Менее всего ему хотелось, чтобы Андариалл предстала пред очи генерала… ведь, реши он её уничтожить, ничто не сможет помешать ему. Кинисс призналась, что чувствует в генерале какие-то жуткие возможности, силы, перед которыми вся её многовековая подготовка бессильна. Что-то тёмное. Что-то запретное, после одного взгляда на которое чувствуешь себя осквернённой…

— Завтра, в полдень, у нас в конторе, — произнёс он и шагнул вперёд. — Может быть, было бы лучше, если…

Он осёкся. Андариалл отступила назад, не меняя выражения лица, положила ладонь на оголовье кинжала. Словно кошка, прижимающая уши — не шути со мной, человек, не подходи ближе.

Они смотрели в глаза друг другу. В конце концов, Д. отвёл взгляд.

— Скажите, — выдавил он из себя после мучительно долгой паузы. — Он жив?

Она не ответила ему… лишь улыбнулась. Миг длилась эта улыбка, а затем девушка отвернулась, и возвратилась к недостроенной каменной горке. Пора продолжать работу.

Д. вышел наружу в великом смятении чувств и не заметил У-Цзина, что приветственно махал ему рукой, сидя в беседке.

Настоятель не стал его окликать.

Отвратительная у Д. специальность. Есть вещи, делать которые надо, но за которые никто — кроме товарищей по профессии — никогда не скажет тебе ни единого доброго слова. Вдвойне жалко, что и Клеммену он готовит ту же участь.

…Когда в беседку вошла Андариалл, настоятель не сразу обратил на неё внимание.

— Он остался совсем один, — заметил У-Цзин, глядя в сторону, в которую ушёл Д. Ушёл давным-давно.

— Он сам выбрал это, — в тон ему отозвалась Андариалл. — Мне жаль его.

Монах вздрогнул. Он никак не ожидал услышать подобное.

Довольно долго они молчали. Андариалл — время от времени улыбаясь, опустив глаза и думая о своём; монах — вздыхая, вспоминая Новый Год, что был так недавно и так бесконечно давно.

Вспоминал Андариалл, прижавшую палец к губам. Её умоляющую, почти отчаянную улыбку.

Девушка вспоминала то же самое. Знает ли У-Цзин, насколько прекрасное место — его Монастырь? Знает ли он, как это приятно — сидеть без маски? Наверное, знает.

Иногда кажется, что он знает всё.

Но, в отличие от Д. и его коллег, не делает из этого вывода, что имеет право вмешиваться в чужую жизнь.

Потом пришло время пить чай. Это тоже полагалось делать молча, хотя настоятель никогда — почти никогда — не соблюдал этого правила.

Клеммен, немного позже

— Как у вас спокойно, — признался Клеммен, совершенно искренне. В хижине находился маленького роста человек — этакий задумчивый колобок с постоянно обиженным лицом. Увидев гостя, он отложил арфу в сторону, молча наклонился и протянул ковшик с чем-то приятно пахнущим… чем-то, вызывающим давным-давно забытые, приятные воспоминания о жизни. Ковшик с чем-то хмельным.

Юноша попятился…

— Ну вот, — поджал губы толстяк. — И тебя он, значит, уже поприветствовал… ладно. Не хочешь — не пей, вылей на пол или за дверь. Только возьми — рука устала держать.

Клеммен ошарашенно принял ковш. Напиток был хорош… и от запаха его ему действительно захотелось пить. Но жажда была иной — не той, умопомрачительной, от которой всё выворачивалось наизнанку, а обычной. Терпимой… от которой не туманится рассудок.

— Пей, пей, — посоветовал хозяин хижины. — Это моё. Ему сюда нет хода, хотя он и пытается. Пей, и отдавай обратно — не тебя одного жажда мучает.

Клеммен рассмеялся, и, подняв ковшик к губам, выпил его содержимое.

Ничего с ним не стало.

И с памятью всё было в порядке. Ноги только немного ослабли… да и немудрено — на голодный-то желудок.

Арфа. Стояла у ножки стола. Маленькая… но очень красивая.

— Садись, — великодушно указал толстяк на шаткий стул, жавшийся в стенке. — Тебе скоро в путь, тебе отдыхать-то сильно некогда…

— Откуда вы знаете? — поразился Клеммен. Часов здесь не было. Ни настоящих, ни этих .

— Знаю, — пожал плечами хозяин. — Ты ведь здесь впервые? Ну и хорошо — лучше как следует напиться. Тогда дальше будет легче.

— Дальше?! — прошептал Клеммен, поражённый. Он и сам не знал, на что решается, ведь, откровенно говоря — если никто его не слышит — он просто испугался. И кинулся за дверь вовсе не для того, чтобы что-то доказать себе — или не себе?

Или всё-таки именно для этого?

«Дальше будет легче».

Что же будет дальше? Сколько ещё придётся блуждать по этому миру… по этой пародии на мир… и зачем?

Толстяк, хмыкнув, вновь протянул ему ковш.

— Лучше не думай, — добавил он. — Если не можешь не думать, вставай и иди.

Клеммен безропотно осушил и второй. Стало, действительно, намного легче, хотя опьянения не наступало.

— Откуда вы знаете, о чём я думаю? — осмелился он спросить.

— По лицу вижу, — ответил толстяк, вынимая откуда-то краюху хлеба. Подумав, разломил её и протянул часть юноше. Тот принял и съел, не заметив. Вкуса не почувствовал. — Ладно. Хватит об этом. Ты здесь — и это большая удача. Обычно таким, как ты, не остаётся времени, чтобы пожалеть о своём выборе. Наверное, это правильно.

— Я не…

— Никогда не перебивай старших, — рассердился толстяк. — По крайней мере, соблюдай это правило в отношении меня . Хочешь отдохнуть — сиди и отдыхай. Что, не можешь ни о чём не думать?

— Не могу, — признался Клеммен, после того, как искренне попытался ни о чём не думать. Не выходило. Он всё время вглядывался в зрачки своего нового знакомого, но те были нормальными. И вообще он был какой-то слишком нормальный — для этого ненормального места. Что он тут делает?

— Третий предлагать не буду, — пояснил толстяк, сам с наслаждением опрокидывая полный до краёв ковшик. — Третий — на дорогу. Да, кстати — что там, снаружи?

— Пыль, — пожал плечами Клеммен. — Пыль и камень. Мёртвый город.

— А… — понимающе кивнул толстяк, — ясно. Ну что же, юноша, мои поздравления. Не знаю, как тебе это удалось, но ты избежал большинства его ловушек. Думаешь, что тебе плохо? Ты ещё не видел, как он по-настоящему развлекается… да. Надеюсь, что не увидишь.

Клеммен сидел, всё больше привыкая к виду аппетитно жующего толстяка, облик и тон которого никак не вязались с обстановкой хижины. И вообще… как-то это не похоже на город. От последнего всегда исходило ощущение нереальности, зыбкости и обмана. А здесь всё — хоть и хлипкое на вид — но кажется настоящим. Куда его занесло?

Он неожиданно понял, что никуда не хочет уходить.