Константин Бояндин - Двести веков сомнений

— Я погорячился, — произнёс он сухо. — Мне не следовало повышать на тебя голос. Но… — не окончив, он сердито помотал головой и протянул Кинисс руку ладонью вверх.

Сухая прохладная ладонь хансса прикоснулась к его ладони.

Если это был и не мир, то, по крайней мере, перемирие.

— А за мальчишкой я прослежу сам, — произнёс Д., когда Кинисс вышла из комнаты. Он посмотрел на часы. Через полчаса Клеммен должен появиться с отчётом. Вот и отлично.

Венллен, Лето 60, 435 Д., 20-й час

— Это всё, на что ты там наткнулся? — спросил Д. и Клеммен солгал, не моргнув глазом.

— Да.

Впрочем, солгал ли? Ведь на тетрадь он не «наткнулся»… он вскрывал тайник целенаправленно.

Д. либо не заметил фальши, либо не подал вида.

— Хорошо. Следовало бы объявить тебе взыскание за самодеятельность… — он поднялся, скрывая в бороде улыбку. Прекрасно зная, какое выражение появилось сейчас на лице у Клеммена.

— Кстати, что ты носишь на шее? — спросил Д. неожиданно, поворачиваясь к ученику. На записи мировых линий казалось, что на шее Клеммен что-то висит. Что-то неучтённое. Ох уж эта молодость…

Юноша не успел ни испугаться, ни изменить выражение лица. Руки его действовали быстрее, чем голова. Он пожал плечами, расстегнул несколько верхних пуговиц. Ох, что сейчас будет…

Д. некоторое время смотрел на шею, на которой ничего не было. Ни предметов, ни следов от цепочки или верёвки, пожал плечами.

— Извини, — бросил он, усаживаясь за стол. — Показалось. — Ему стало неловко. Словно его только что застали за подглядыванием в замочную скважину.

Клеммену с трудом удалось скрыть выражение изумления. Д. не видел амулета! Вот он, треугольник — золотой стороной вниз, как обычно. Что, не все его видят?!

— Продолжим, — Д. поднял взгляд; Клеммен успел вернуть самообладание. — Итак, ты нашёл этот обрывок…

Он положил перед собой «реликвию» номер одиннадцать — обрывок ткани, возможно, от верхней одежды, накидки или плаща — и продолжил усердно скрипеть пером.

Записи следовало вести чернилами. Притом не всякими. Это было утомительно, смешно, но инструкция есть инструкция!

Академия, остров Тишартц, Лето 62, 435 Д., утро

— Древние языки, значит, — Киент, пожилой языковед (на вид ему лет пятьдесят), в очередной раз пролистал тетрадь. — Увы, я не могу разобрать этого. Одно скажу — этому «памятнику старины» от силы три столетия.

— Как это? — опешил Клеммен.

— Очень просто, — языковед снисходительно улыбнулся. — Вот, смотрите… Знаете, каким алфавитом это написано? Южным Морским… не важно, что именно им написано; важно, что этому алфавиту не более трёхсот лет.

— Точно? — в голосе юноши звучало плохо скрытое разочарование.

— Точно, — языковед откинулся на спинку кресла. — Я сталкивался с подобными письменами, правда, редко.

— Но тетрадь?

— Да, с тетрадью странно, — согласился Киент, приложив пальцы левой ладони к губам. — Тетрадь гораздо древнее. По всему видно. Бумага, нить, которой сшита. Не исключаю, что этот текст — вероятно, шифр, поскольку ни одно слово не кажется осмысленным — нанесён поверх гораздо более древнего, оригинального. Если хотите, можете оставить тетрадь для анализа. Это займёт несколько часов.

— В другой раз, — Клеммен поднялся. — А… эти слова точно не имеют смысла?

— Точно, — Киент кивнул. — Можете подойти к нашему декану — там, дальше по коридору — и показать тетрадь ему. Он у нас специалист по тайнописи и подобным вещам.

— Это идея, — юноша заметно оживился. — Ещё раз спасибо.

— Не за что, — благосклонно улыбнулся языковед. Как предупредили Клеммена, старик вспыльчив, но становится самой вежливостью, если его почаще благодарить. — Кстати, откуда у вас этот… м-м-м… предмет?

— Осматривали старый дом, — пояснил Клеммен. — Нашлось в тайнике.

— Поразительно, — старик покачал головой. — Если удастся что-нибудь узнать…

— Разумеется, я сообщу вам, — кивнул Клеммен, который уже полминуты разговаривал, стоя в дверном проёме. В конце концов, они распрощались.

Едва он прикрыл дверь за своей спиной (время занятий, в коридоре никого нет), как на него вновь накатило.

Всё стало угловатым, корявым, царапающим взгляд. Уши резала какофония, из мерзких скрежещущих звуков. Шаги отдавались оглушительным ударом тяжёлого колокола, окружающий мир начал кружиться перед глазами…

Тяжело дыша, Клеммен прислонился к стене. Тут же отпустило. Да что же это такое? Надо обратиться к целителю. В этих потайных местах схватить проклятие-другое — дело несложное. Дождавшись, когда в ушах перестанет звенеть, юноша направился в указанном направлении.

Дверь декана — звали его Тенгавер Каитайн (обозначает какую-то птицу, припомнил Клеммен, наподобие орла) оказалась последней — далее был тупик. Возле самой двери стояла высокая женщина (судя по одежде — только что вернулась из путешествия). Рядом с ней две девушки, поразительно похожие на свою собеседницу. Судя по разнице в возрасте, бабка с внучками. Все три бросили короткий взгляд на Клеммена и продолжили обсуждать что-то — не повышая голоса, но увлечённо. Обе девушки носили значки студентов.

Один я тут неуч, подумал Клеммен мрачно и направился к двери.

Шагов за десять до двери его вновь пробрало.

Пол рванулся из-под ног, словно кошка, которой наступили на хвост. Клеммен попытался поймать удаляющуюся стену ладонями, неожиданно стукнулся о неё лбом — искры посыпались из глаз. Он взглянул в сторону свидетельниц происходящего… и тут же отвёл глаза. Вместо людей он увидел невиданных чудовищ — перекошенные, хищно оскалившиеся рыла, рдеющие угольки глаз, свалявшийся мех.

Прошла бесконечно долгая секунда, мир вернулся в нормальное состояние.

— Вам плохо? — одна из девушек (Клеммен отметил, что лицо её смутно знакомо… или нет?) подошла к нему, помогла подняться с пола.

— Перегрелся, — пояснил он. — Благодарю, ничего страшного.

Медленно подошёл к двери и постучал.

Его проводили внимательными взглядами. Девушки попрощались с бабкой (или кем она им приходится), направились прочь из тупика, взявшись за руки.

Женщина продолжала смотреть на Клеммена (он ощущал взгляд каждой клеточкой затылка). Внимательный взгляд, сочувствующий. Странно как-то. Тут из-за двери ответили «войдите!» и Клеммен несказанно этому обрадовался.

Сквозь дверь взгляд её не проникал.

— Слушаю вас, — Тенгавер Каитайн оказался худощавым светловолосым человеком неопределённого возраста. Он снял очки, жестом предложил сесть напротив.

Клеммен уселся и, стараясь не замечать взгляда, которым декан наградил выросшую на лбу посетителя шишку, принялся рассказывать, в чём дело.