Пирс Энтони - И навсегда

— Что такое, отец? — спросила она; точнее, спросила женщина, в теле которой она находилась. Язык показался ей родным, хотя Орлин и понимала, что это не так.

— Наружу.

Так. Она сообразила, прочитав мысли женщины, что ему понадобилось выйти на улицу, чтобы справить нужду; сам старик подняться не мог. Женщина положила ложку, которой мешала еду, и подошла к старику. Чуть наклонилась, чтобы он ухватился за ее плечо, и помогла ему подняться. У него были совсем слабые ноги, да и все тело пугало своей худобой; старик явно страдал от недоедания.

Нет, не только. Ей удалось выяснить, что он стал жертвой газовой атаки. По чистой случайности оказался довольно далеко от эпицентра, и ему удалось убежать, в то время как остальные падали и умирали. Он выжил, но его легкие пострадали, а тело совсем ослабло. И вот он цепляется за жизнь, хотя постепенно проигрывает сражение.

Она тащила его за собой наружу, в сторону канавы, куда сбрасывали всевозможные отходы. Там установили коробку, которая обеспечивала им некоторое удобство, да и скрывала от посторонних глаз — хотя и не очень эффективно. Но все равно так лучше, чем ничего. Женщина оставила старика, а сама вернулась к стряпне. Так она показывала, что по-прежнему уважает отца: давала ему возможность побыть в одиночестве. Какое унижение он испытывал, оказавшись в плачевном положении! У когда-то крепкого хозяина своего поля теперь вообще не осталось никаких собственных тайн — даже такой мелочи, как физиологические потребности.

Женщина подумала о горе, которое причинила им бесконечная война. Когда-то и она была гордой красавицей, имела четырех сыновей, двоих дочерей и мужа, предпринявшего хадж. А потом началась война — и так и не заканчивается, год за годом отнимает у них все больше и больше. Сначала налоги лишили накоплений — пусть и не очень значительных. Затем мужа призвали на войну с неверными, она осталась с детьми и отцом убирать урожай. Им удавалось справляться — до тех пор, пока на деревню не напал враг. Они успели забаррикадировать дом и спрятать детей, но солдаты ворвались и изнасиловали ее. После чего избили отца, разгромили дом и нашли детей. Забрали мальчиков, а девочек изнасиловали, хотя обеим еще не исполнилось и десяти. В первый раз в жизни женщина порадовалась, что рядом нет мужа, потому что его, вне всякого сомнения, стали бы пытать, а потом убили бы.

— Орлин!

Отец готов вернуться в дом… Она снова положила ложку и вышла наружу. Помогла ему добраться до подстилки. Старик лег, тяжело дыша. Ей не нравилась мысль, которая тем не менее постоянно приходила: сколько еще он протянет? Он попал под газовую атаку, когда ушел на поиски пропитания, и сначала не понял, что случилось. Считал, что на него снизошло благословение, потому что ему удалось избежать смерти, однако кашель не прекращался, и все чаще и чаще на губах старика стала появляться кровь. Силы постепенно покидали его, и вскоре он уже не мог самостоятельно стоять. Женщина проклинала себя за мысли о том, что ему, да и ей самой, будет лучше, если он умрет.

Она пошевелилась и задумалась о своей жизни, естественно, не догадываясь, что события последних лет всплыли в памяти благодаря усилиям призраков. Ее отцу, ей самой и двоим дочерям удалось выжить, они рыскали по выжженным полям в поисках обгоревших зерен. Однажды прилетели самолеты и разбомбили деревню. От их дома ничего не осталось, старшая дочь погибла, а младшая пострадала, когда рушились стены. Тогда они построили на окраине деревни лачугу из всякого мусора и держались из последних сил, дожидаясь возвращения ее мужа.

Неожиданно женщина услышала странный звук и, оглянувшись, увидела, что отец скатился с тюфяка. Она в очередной раз положила ложку и подошла к нему, хотя почти ничего не могла сделать, чтобы облегчить страдания несчастного. Он задыхался, на губах появилась кровавая пена. Она попыталась посадить его, чтобы он мог сделать вдох, но его тело неожиданно напряглось.

Она не сразу поняла, что он умер. Сначала она подумала, что надо бы что-нибудь сделать, попробовать вернуть его к жизни: постучать по спине или подышать в рот… но так и осталась неподвижно стоять возле тела. Зачем? Ему сейчас гораздо лучше. Его страданиям в этом мире пришел конец.

И тут донесся еще один звук, на сей раз снаружи: неуверенные шаги. Наверное, вернулась дочь, уходившая на поиски еды. Или она слишком устала и решила немного отдохнуть дома. Будет ли она потрясена, услышав о смерти деда? Скорее всего нет; они знали, что ему осталось немного. Теперь все их чувства были притуплены, они почти перестали чувствовать боль.

На пороге появилась девочка. Половина ее лица была изуродована шрамами, волос не осталось. Она хромала, но не сильно; ей удалось поправиться после страшного ранения.

— Мама, солдаты идут!

Знакомый страх сжал сердце. Приход солдат — дурная весть, на какой бы стороне они ни сражались; постоянные налоговые поборы означали не меньшие лишения, чем открытый грабеж вражеских армий.

Женщина вышла из дома.

Солдаты оказались своими, в чистой форме. Она почувствовала облегчение: чистые солдаты обычно предпочитают не пачкать форму насилием. Затем ее охватила надежда: может быть, наконец муж вернется домой!

Она стояла на пороге и ждала. Ее дочь, естественно, спряталась; у нее уже имелся опыт общения с солдатами, и в новом она не нуждалась.

Их было трое: офицер и два солдата.

— Орлин? — спросил офицер.

Она кивнула, стараясь держаться настороже — она ведь не знала, что им от нее нужно.

— С прискорбием должен сообщить, что ваш муж погиб. Он умер с честью…

Офицер продолжал что-то говорить, но она не понимала ни единого слова. Оказывается, чувства ее совсем не умерли; рухнула последняя надежда. Она жила только верой в то, что муж вернется, теперь ей больше не на что надеяться.

Девочка подошла к двери. Она слышала!

— Вот его медали, — сказал офицер.

— Мы не едим медалей! — крикнула Орлин.

Офицер молча протягивал ей медали.

Орлин посмотрела на дочь — изуродованная, хромая девочка, возможно, она выросла бы и превратилась в красавицу, теперь же в будущем ее не ждет ничего хорошего — если она вообще станет взрослой. Из целой семьи их теперь двое… и никакой надежды. Голые поля и бушующая вокруг непрекращающаяся война. Зачем жить?

Но дочь — у нее еще есть шансы.

— Камикадзе… Вам еще нужны добровольцы?

У офицера челюсть отвисла от изумления.

— Мы не просим у вас этого! — запротестовал он. — Ваша семья достаточно страдала!

— С условием, — безжалостно продолжала женщина. — Операция, которая приведет в порядок лицо дочери. И еще: я хочу, чтобы ее увезли подальше от линии фронта и заботились о ней, пока она не вырастет.