Пирс Энтони - Медь Химеры

С возрастающим возбуждением король спустил лодку в эту мрачную реку, влез в нее и взялся за весла. Деревянные рукоятки весел, хотя и были шероховатыми, занозистыми, подошли к его рукам так же хорошо, как и те, которыми он пользовался дома. Он начал усердно грести, нетерпеливо ожидая, что еще нового приготовила для него судьба.

Впереди были черные ревущие водопады, полные глубокого мрака и неба, усеянного звездами, движущимися пятнышками света. Он знал, что то была не обыкновенная ночь: то был ужасный Провал! Он миновал его, сражаясь с течением. Рауфорт знал, что ему совсем не хочется оказаться втянутым в эту ужасную бездну.

Завернув за поворот, он направил лодку в сторону от каменных стен на середину реки. Приближалось что-то новое — и он это почувствовал. Король верил, что она поможет ему в его судьбе. Близится помощь в грядущих завоеваниях.

Неожиданно он перестал грести. Кажется, у него не осталось выбора. Что же направляло его?

Он внимательно посмотрел на воду, но ничего там не увидел, кроме отражения своих собственных исцарапанных и распухших черт. В этом мире был король, похожий на него как две капли воды, и правил он в стране, весьма похожей на Хад. Этот король в отличие от него имеет заостренные уши. Он знал это, но не понимал, откуда он это знает, и тем не менее нисколько не сомневался в том, что ошибки нет. Здесь, в этом мире, существовал король, чье место он мог бы занять, если бы только у него были такие же уши, как у того.

Он встал в лодке, не зная, зачем он это делает, и долго-долго, внимательно вглядывался в темную мрачную воду. Ничего нет, даже рыбы. Только тусклое, едва различимое отражение его самого и лодки, а каменные стены проскальзывают мимо, освещенные лишайниками.

Он снова ощутил таинственный импульс. Рауфорт вздохнул и нырнул. Искусно плывя вниз, сберегая дыхание и силы, он опускался все ниже и ниже. Да, сейчас он действительно был в руках судьбы.

Он опускался все ниже, глубже и глубже, хотя его тело уже начинало изнемогать от нехватки кислорода. Его руки и ноги работали не зависимо от него, не чувствуя усталости. Серебряные пузырьки всплывали вверх, вырываясь из уголков его рта. Он проплыл в туннель, гладкие стенки которого были покрыты новым слоем светящихся лишайников. Ему лучше отправиться по этому тоннелю дальше, поворачивать некуда, не говоря уже о том, чтобы вернуться в лодку, до того, как утонуть и погибнуть.

Затем вверх, вверх, все выше, и неожиданно вода расступилась перед ним. Воздух! Задыхаясь, он жадно глотал его, грудь работала как огромные мехи. Да, гибель была близка!

И все же каким-то образом его направили сюда. Когда он отдышался и его зрение прояснилось, он осознал, что находится в камере, весьма похожей на ту, которую он только что покинул. В ней находилась женщина, державшая хрустальный шар. У нее были очень яркие рыжие волосы, а глаза были невероятно зеленого цвета. Занаан, его королева!

Но две вещи очень сильно отличали ее от Занаан. У этой женщины не было синяков, и выражение ее лица не было таким покорным, как у Занаан. К тому же у нее были заостренные уши.

Заостренные уши? У Занаан?

Днем Рафарт, король всей Келвинии, ехал на своей любимой кобылице, направляясь к развалинам старого дворца. Его сопровождали двое охранников, с которыми он шутил в своей не очень похожей на королевскую, но обычной для него манере.

Свернув с дороги, он подъехал к груде искореженных, поврежденных огнем камней и кирпичей. Он спешился сразу же, как будто хорошо представлял себе, что делает. На самом деле король Рафарт, хотя и был достаточно крепким и здоровым человеком, был воплощением бездеятельности и никогда не проявлял настоящей инициативы и решительности. Поэтому, как он заключил с мягкой усмешкой, его, должно быть, и считают хорошим королем. Он редко знал точно, что делает, но он надеялся на хороших подчиненных, и те давали ему возможность достойно управлять королевством.

— Оставайтесь здесь, — приказал он охранникам и отошел в сторону. Желание, которое овладело им сейчас, было весьма необычным, но, может быть, ему требовалось всего лишь зайти за дерево и помочиться там в одиночку.

Вокруг повсюду были навалены груды пепла, обугленной и почерневшей древесины, сломанные статуи прежних королей Рада. Множество предметов искусства, некогда высоко ценившихся, были похоронены здесь, и никто не пытался вывезти их отсюда, памятуя об истории этого места. Злобная королева Зоанна принесла сюда ужасное зло, и должно пройти еще много времени до того, как это забудется.

Почти что по своей собственной воле ноги несли короля через развалины. Он спустился по полуобвалившимся ступеням на три пролета вниз. Там, как он и ожидал, плескалась подземная река.

Стоя на последней лестничной площадке, он вспомнил слова древнего пророчества:

Подумать только, что круглоухий появился во время его правления, да еще в облике, не совсем подходящем для героя; он казался всего-навсего мальчишкой, этот Келвин Найт Хэклберри! Келвин спас королевство, а потом спас его во второй раз. Как и предсказывало пророчество, он начал с того, что объединил два королевства. Рафарт по-прежнему оставался королем, благодаря Келвину, который был столь же великодушен, как и сам Рафарт, но теперь он правил территорией в два раза большей, чем бывшая территория Рада. Объединенное королевство назвали Келвинией, по имени мальчика, и Рафарт не имел к нему на этот счет никаких претензий. Если бы не было Келвина, то и сам Рафарт был бы в настоящее время позорно и неотвратимо мертв.

Почему он думает обо всем этом и зачем спустился вниз по всем этим ужасным ступеням? Его ноги сильно болели. Ему необходимо было отдохнуть, что-то взывало к нему в глубине сознания: ты должен вернуться, не то позже раскаешься в содеянном. В то же время он и сам понимал, что на самом деле ему совсем не хотелось спускаться вниз по всем этим ужасным лестницам. Тогда зачем же он сделал это?

Раздалось короткое «клик». Что-то звякнуло, какой-то звук, который совсем не должен был здесь раздаваться. Он наполовину обернулся. Одновременно с этим в его сердце образовался какой-то резкий неожиданный холодок. С ним происходило что-то жуткое, ужасное. Что-то, чего, как он был уверен, с ним еще никогда раньше не случалось.