Генри Олди - Рассказы очевидцев, или Архив Надзора Семерых (сборник)

Хороший парень. Жалко.

Рудольф не выдержал, отвернулся. Прошелся по комнате из угла в угол, как зверь по клетке. Три дня. Осталось всего три дня. Завалит парня мажоныш как пить дать. Наповал. «На убой отдаю, – с тоской подумал капитан. – Будто скотину – резнику. Альраун небось своего гения правильно выучил! Чтоб кости – тестом, а мясо – водой… Самому надо было выходить. Самому. Не так пакостно было бы…»

С магом за этот год они виделись редко. Во дворце, на церемониях и приемах, по долгу службы. Вежливо обменивались поклонами и расходились в разные стороны. А раньше в термы – вместе, в любимую обоими харчевню «Три латимерии» – вдвоем; турниры смотреть рядом садились, хотя и не положено: у магов своя ложа, у офицеров лейб-стражи – своя. В гости захаживали, винца хлебнуть. Все, отрезало. И не в дуэли дело, будь она проклята! Что люди скажут – вот беда. Известно что: «На попятный пошли. Сговориться заранее решили: чье оружье острее! О почетном проигрыше уславливаются. Или вовсе о ничьей! Знамо дело: приятели, рука руку моет. Еще и великий барыш на ставках слупят! Честь? Принципы? О чем вы, любезный? Вон каждый день друг к дружке в гости шляются…»

В глаза сказать побоятся, но за спиной шепотком пройдутся.

Всем языки не оборвешь, к сожалению.

А город слухами полнится. Добрые люди доносят: Альраунов щенок молниями, как перышками, шарашит, огненные кукиши градом мечет, а глаза отводит – залюбуешься! Верней, залюбовался бы, когда б глаза в нужную степь глядели. Если не врут доброжелатели хоть на четвертушечку… Молчи, сердце! Иначе хоть в петлю. Было бы в запасе лет пять, а лучше – десять! Большим мастером Тьядену не стать, но доброго солдата сделать можно. Выслужился бы до сержанта-наставника или устроился охранником при караванах. При его-то усердии, при его-то честности! Уж капитан Штернблад нашел бы парню хорошее место…

Что, умник? Нашел?!

Три дня, и прахом по ветру.

Хуже всего было то, что парень ни о чем не догадывался! Хитрый казначей Пумперникель, заварив дьявольскую кашу, главным условием предложил тайну. «Оружию» о предстоящей через год схватке знать не полагалось. Разумеется, о дуэли шептались даже грузчики в порту, но рядом с Тьяденом или гением-мажонышем любой, самый завзятый сплетник становился нем, как рыба. Сболтнешь лишнего – капитан с чародеем в долгу не останутся. Да и кому охота испортить великую забаву?! Смешно, право слово! Год назад капитан бы тоже рассмеялся. За компанию. Пустяк, потеха: раб – не человек, случайный клинок – не фамильный меч. За год наточить, сколь возможно, баланс подправить, отшлифовать – и в бой. Наудачу. Выиграть приятно, проиграть обидно, но особых сожалений не предвиделось. Стареешь, братец? Сантименты, терзания? Добро б ты один: Мартин Гоффер тоже поначалу как на вещь смотрел, а потом оценил усердие. Бороться по вечерам повадился. Рудольф не препятствовал. Вряд ли на арене до свалки дойдет, но… Лишнее уменье не повредит: руки заломать – чтоб пассы делать не мог, рот заткнуть – чтоб заклятьем подавился; и шею свернуть, как куренку.

Однажды капитан застал Мартина за дурацким занятием: тот учил Тьядена стрелять из лука. Влетело «мудрецу» по первое число (лук? за год?!), но сам Рудольф вдруг задумался. На следующий день он отправился к знакомому оружейнику, вскоре притащив домой пружинный самострел-однозарядку. Перезаряжать игрушку времени не будет, зато… Склянку с ядом для стрел, купленную у аптекаря Борджиа, капитан спрятал в шкаф. В драке все средства хороши, а дуэльным кодексом яд дозволялся. Вернее сказать, не запрещался.

Небось мажоныш-просперыш церемониться не станет!

Рудольф Штернблад остановился у письменного стола. Чернильница темной бронзы: дракон, мучаясь изжогой, разинул пасть. Перья гусиные, очинены заранее. Стопка девственно-чистых листов пергамента…

Придвинул кресло.

Что ты делаешь, глупец?! Дуэль! честь! репутация…

Нехорошо усмехнувшись, капитан взял перо.

– …Мартин!

– Да, наставник?

– Зайди.

По лестнице Гоффер взлетел галопом, громко топоча.

– Слушай и запоминай. Повторять не буду. Велишь Тьядену немедленно собраться в дорогу. Ты едешь вместе с парнем. Насчет лошадей я распоряжусь. На сборы – час обоим. Вот деньги и рекомендательные письма. Первое – к моему сыну Вильгельму, личному лекарю графа Ла Фейри. Вручишь сыну письмо и сдашь мальчишку с рук на руки. После этого возвращайся. Тьядену передай: если хочет продолжить обучение, пусть отнесет второе письмо сержанту Эмилю Сорантено. Передаст привет от меня. И найдет какого-нибудь грамотея – сержант, когда я его видел в последний раз, читать не умел. Да, вот тебе третье письмо. Отдашь Тьядену при расставании. Это вольная. Все. Собирайся.

Ошарашенный Мартин раскрыл было рот для возражений. Закрыл. Потому что обожаемый наставник никогда раньше не смотрел на верного Гоффера как на заклятого врага. И все-таки нашел силы выдавить:

– Но как же… как можно?! Дуэль?! Честь?! Репута…

Очнулся Мартин у фонтана. Болел прикушенный язык. Тело ныло, но кости были целы. Учитель опять оказался на высоте, если не считать безумной идеи. И это означало, что в случае отказа Мартина исполнить повеление…

– Эй, Тьяден! Собирайся! Быстро, быстро!

На душе скребли не кошки – львы, тигры и леопарды.

Чем славится юго-восточный рубеж графства Ла Фейри? Покладистыми селянками, душистым сеном, от которого коровы доятся исключительно сливками, и харчевней «У Старины Ника».

– Хозяин! – Мартин Гоффер шагнул в дверь, не дожидаясь, пока Тьяден привяжет коней, и застыл на пороге. Протер глаза, широко улыбнулся, впервые за всю дорогу. Шагнул к угловому столику. – Мускулюс! Дружище Мускулюс! Какими судьбами?!

Колдун Андреа Мускулюс, из числа доверенных лиц мага Просперо, коротал час за пивом и гребешками речного петуха, жаренными в кляре. Каждый глоток, каждый хрустящий гребень делали колдуна еще мрачнее, хотя казалось – дальше некуда. Глядя в стол, заставленный пустыми кружками, Мускулюс глухо пробормотал:

– Судьба – злодейка…

Затем поднял взор на Мартина. Багровое, всклокоченное солнышко пробилось сквозь мрак:

– Гоффер? Ты?! Что ты здесь делаешь?!

Даже если бы Мартин собирался ответить, то все равно бы не успел. Мимо него, чуть не сбив с ног, пронесся чернявый юнец, на бегу застегивающий пояс. Судя по всему, минутой раньше юнец посетил нужник и избавился от очень большой заботы. Плюхнувшись за стол, чернявый счастливо ухватил кувшин:

– Дядька Андреа! А мне пива можно?

– Я тоже хочу пива. И мяса я хочу… – пробасили за спиной.

Это объявился голодный Тьяден.

Мартин Гоффер, человек капитана Штернблада, и Андреа Мускулюс, человек Просперо Кольрауна, долго смотрели на парней. Молча. Думая о своем. И складки на лицах разглаживались, а морщины исчезали.