Генри Олди - Рассказы очевидцев, или Архив Надзора Семерых (сборник)

Менестрель внимательно посмотрел на него:

– Эх, ты! Одно слово: тюха…

Плач в окне продолжался.

– Сам ты плашка! – вдруг закричал Тюха, готовый наброситься на безвинного Агафона с кулаками. – Сам ты кобыла! Мерин!

Агафон не обиделся.

– Я не мерин, – буркнул он. – Я менестрель. Мерин был с патентом…

Ночью Тюха сидел у пруда. Никому до пажа не было дела, замок спал, и равнодушная луна, похожая на ненавистную рожу лекаря, лоснилась в небе. Лягушки квакали тихонько, плаксиво, будто обиженные дети. В распахнутом окне Марии-Анны шевелились занавески. Туча, подозрительно смахивающая на дракона, ползла с запада.

– Полуночничаем?

– Ага…

С запоздалым испугом Тюха взлетел на ноги, кланяясь:

– Ваше Величество!

– Сиди, сиди… Я так, погулять вышел.

Серджио Романтик присел на камень. Поморщился от сырости. Ладонью провел по лысине, от лба к затылку. Король выглядел больным и усталым.

– Что ты думаешь о бароне Ле Нэш? – неожиданно спросил он.

Тюха пожал плечами. Он не был знаком с бароном.

– Правильно. Тупой мужлан. Ушиблен шестопером при осаде Барвихи. Но честолюбец. За лишний вензель в гербе мать родную продаст. А как тебе барон фон Кайзеринг?

Тюха еще раз пожал плечами.

– И это верно. Двух жен в могилу свел, скряга. Сына голодом уморил. По вечерам спускается в подвал со свечой: к заветным сундукам. За хорошее приданое жабу в дом возьмет. Жаба не жаба, а подумать стоит… Подумаем?

«Ага», – кивнул Тюха, не зная, о чем он должен думать вместе с королем.

– Эгмон Бастард, граф д’Эмуле? Идиот. Надутый пузырь. Мечтает о наследнике хороших кровей. Если правильно повести разговор… Маркиз Пьерли? Новодел, из купцов. Любит рыцарские романы с продолжениями. Может клюнуть. Что ж, будем пробовать. Хорошая мина при плохой игре. Турнир, что ли, устроить? Для видимости? Ладно, поздно уже. Спокойной ночи, молодой человек.

Когда с тобой разговаривают как с вещью, слегка обидно.

– Спокойной ночи, Ваше Величество…

Наутро Тюха узнал, что Серджио Романтик отправил пять гонцов – к двум баронам, одному графу, одному маркизу и какому-то виконту, о котором ночью разговора не шло. С предложением взять в жены принцессу Марию-Анну. Срочно. Торг уместен.

Спустя неделю пятерка претендентов зарегистрировалась у нотариуса в качестве потенциальных участников турнира. Виконт оказался двоеженцем и из списка выпал. Зато добавился престарелый сэр Мельхиор, с недавних пор – Мельхиор Драконоборец. Старец забыл, зачем люди женятся, и хотел вспомнить заново.

Турнир назначили в конце месяца.

За день до турнира Тюха сбежал из замка. Псарь Гервасий и верная Муми Тролль отправились проводить друга до излучины Бурблюхи, откуда Арчибальд Тюхпен, бывший паж принцессы Марии-Анны, собирался отплыть в дальние страны.

Навеки.

Турнир, да еще за руку принцессы, проводился в королевстве впервые. Разумеется, столь знаменательное событие требовалось запечатлеть в веках. В назидание потомкам. И для формирования должного фольклора. Поэтому Серджио Романтик озаботился присутствием на турнире летописца. Летописец нашелся и присутствовал. С его ролью за отдельный гонорар вполне успешно справлялся Агафон Красавец: склонность менестреля к гиперболам, метафорам и образному восприятию действительности пришлась как нельзя кстати. Ибо качества сии жизненно необходимы всяческому летописцу, уважающему себя за достоверность и скупое изложение фактов.

«…отовсюду съехались достославные рыцари – преломить копья за руку и сердце прекрасной Марии-Анны. Сверкали латы, развевались плюмажи, пели вороны на дубах…»

Женихов, как и намечалось, съехалось пятеро. Добрались все без приключений, ибо жили неподалеку, а сэр Мельхиор вообще был местным. Правда, барон Ле Нэш успел по дороге пропить (сказал, будто потерял!) шлем-бургиньон и сверкал на солнце потной лысиной. А у графа д’Эмуле лошадь охромела. На левую заднюю ногу. Теперь граф вместе с бароном фон Кайзерингом, в целях экономии приехавшим на попутной телеге, настаивали на проведении пешего, а не конного турнира. С пехотой яростно пререкался сэр Мельхиор, поборник традиций, которые в отличие от всего остального помнил дословно. Доспех старца, плохо отрихтованный кузнецом, скрежетал в особо спорных местах. Маркиз же Пьерли чистосердечно предлагал вместо турнира сыграть на принцессу в «пьяный джокер».

Ну не рубить же друг друга всерьез, господа, в самом-то деле?!

Идея «джокера» нашла поддержку в массах женихов, но тут опять воспротивился воинственный сэр Мельхиор, забывший правила игры. Скрипящего старца внезапно поддержал барон Ле Нэш, тайком одолжив шлем у короля Серджио. Видать, припомнил фон Кайзерингу старую закладную на свое имение и теперь рассчитывал закрыть долг славным ударом меча.

«…Трибуны ристалища были полны именитых гостей: августейших особ и наследных принцев, герцогов и графов, а перечень почтивших своим присутствием сие зрелище баронов, маркизов и прочего цвета рыцарства оказался столь длинен, что мы, с высочайшего дозволения Его Величества, будем кратки…»

Под ристалище отвели Кузькин Луг, согнав по такому случаю пасшихся там коз – к большому неудовольствию последних. Силами женщин очистив арену от благоухающих катышков, луг огородили кольями с натянутой веревкой. На веревке позванивали овечьи бубенцы и коровьи колокольчики. В качестве флажков мотылялось разнообразное тряпье с гербами и без. Трибун решили не возводить, иначе у Марии-Анны был шанс состариться в девицах. Народ толпился за огорожей, вытягивая шеи, громко обмениваясь сплетнями, лузгая семечки и стараясь не очень часто плевать шелуху на арену.

– Слыхали? Принцесса по ночам драконкой обертается!

– К гаду своему летает. Всю ночь тешатся, а наутро…

– К гаду – далеко. За ночь не управишься.

– Мужиков она ворует, какие покрепче! И какие поближе…

– Ой, божечки! А я думаю, чего это мой Панкрат на рассвете приползает?! Мочало мочалом, хоть на кол вешай…

– Тю на тебя! В корчме твой Панкрат всю ночь воюет!

– А чё, я б тоже… всю то есть ночь…

– Гляньте на кочета! Топтун курий!

– Курвий!

– Выискался, блоха некованая! Да тебя драконка в два счета заездит…

– Сам блоха! Я насчет корчмы…

Кузькин Луг трещал от наплыва зевак. Вражинцы едва ли не всем селом, малокатахрезцы с чадами и домочадцами, замковая челядь со товарищи, лесник-бобыль в компании браконьеров, иначе вольных стрелков; бродячий флейтист, притащивший с собой кучу малолетних беспризорников, и даже четверка иностранных шевалье проездом.

«…на высоком золоченом помосте восседал король Серджио Романтик с царственной супругой, королевой-матерью Терезой, а также их дочь принцесса Мария-Анна, затмевая красотой всех присутствующих дам…»